На другой чаше — риск, который и так идет по моим пятам. Если Малиусцы решат, а именно так и будет, что мы тоже косвенно виновны в потере Патрика — придется отвоевывать свою свободу. Такие ребята не церемонятся — хватают и ведут, куда сказано, чтобы точно не прогадать. Но больше всего мне не хотелось встречаться с Родериком Безумным и объяснять, как все так получилось. Это человек избавится от нас просто на всякий случай. Поэтому в перспективе выбор проще некуда — чужая жизнь или моя смерть.

Чернокожий скрипнул зубами:

— Хочу, но не стану.

— Вот именно, — кивнул я, выбрав муки совести.

Мы спрыгнули с крыши и снова побежали между домами и стеной.

Спустя полрим тишины позади раздался первый вскрик, даже вопль. Затем несколько людей уже голосили вовсю. Снова зазвучали выстрелы, оглушая ночь громкими хлопками.

Детки, по-видимому, таки добрались до места, где засели наемники. Понять дарсийцев было можно. Редко кто может себе позволить палить по невинным детям. Знали бы они, что это не совсем дети.

— Фуф, — выдохнула бегущая трусцой справа от меня Кимита, запрокинув голову к небу, длинная челка струилась по лбу. Сейчас было хорошо заметно, что она совсем немного ниже меня, почти одного роста, но я мог видеть ее лицо. — Ты извини, что вспылила в трактире, как выберемся…

— Рано расслабляешься, — перебил глотающий воздух Гирс. Он пыхтел громче всех.

— Эта жрицуля сегодня точно не умрет, — хмыкнула Кимита. От этой фразы у меня перед глазами возник образ раздираемой гулями пацанки. Ее крики зазвенели в ушах и стало тяжело дышать. Не знаю почему, но мне так не хотелось, чтобы она осталась здесь. Мог ли я чем-то помочь в ту рим?

— Великая миссия? — невесело спросил я, вспоминая слова Доны.

— Может быть…, - ответила она, поджав губы.

Внезапно боковым зрением замечаю движение справа. Из-за угла дома выскакивает гуль и прыгает прямо на кхану.

Я в сердцах отталкиваю девушку рукой с дверсом и встречаю уродца ботинком в лицо. Тело было в воздухе, создание сигануло, как зверь какой, и его даже немного отбросило назад. Следом нашпиговываю тварь свинцом, сделав на эмоциях дополнительный круг уже пустого барабана. Патронов осталось не так много, и хватило бы одного, но нервы за эту ночь совсем похерились.

— Спасибо, — удивленно сказала девушка, во все глаза глядя на тело. — Не ожидала. Но не стоило, я бы успела разрубить.

— Не спорю, но лучше перестараться. Чем больше нас выживет, тем безопаснее будет добираться до Ромагиса. Мы и так потеряли многих, — заявил я, стараясь звучать беспечно, хотя на самом мне деле очень не хотелось, чтобы она тоже погибла. Тэли была странной и даже надменной, но было бы просто ужасно, если тот же неповоротливый Парс выживет, а она поляжет здесь следом с пацанкой. В общем, я постарался объяснить, что благодарность была в этом случае лишней. А после сказанного захотел оказаться в зубах у гуля, чтобы не чувствовать себя идиотом, толкающим подобную нудятину вместо простого "не за что".

— Скромность украшает воина, — озорно толкнула она меня локтем, ломая сформировавшийся образ, от чего я вскинул брови. Словно мы не в заднице мира среди пожирающих людей монстров, а в хорошем трактире и отмечаем мою оценку на экзамене.

Почему-то именно эта идея пришла в голову, хоть я в трактирах с девушками по такому поводу никогда не заседал, тем более с остроухими. Зато вспомнилось, как мы с ребятами отмечали там мою победу на городских соревнованиях по стрельбе. Зи тогда сказала, что если буду с ними часто пить — вырасту обычным идиотом.

Что ж, поздравляю, тэли Зири Намир — я вырос необычным идиотом. Именно так я ей и ответил, когда она в очередной раз сетовала на мое легкомыслие. Я невольно прикоснулся через рубашку к камешку на груди, и непонятная тоска на мгновение будто обняла меня, прижала к своему пышному телу. Вспомнился день, когда мачеха выдала его мне, сказав, что не знает, что с этим делать. Тенниши в нем нет, это просто необычайно крепкий материал.

Все эти воспоминания пронеслись в голове единым массивным образом, и когда появился второй гуль, я заметил не сразу.

Кимита поправляет меч. Уродливый труп валяется между нами. Гирс стоит напротив, вглядывается в сторону врат и поторапливает нас.

Я вижу, как маленькая тень выпрыгивает буквально из-под ног, молниеносно, как кошка. Тихо. Без рычания или мерзких визгов, какие издавали те уродцы, что бегали толпой. Детское, изуродованное клыкастой пастью лицо освещается серебристым светом луны. Вытянутые в стороны глаза горят желтым.

Но мой дверс уже наготове, целюсь от бедра. Палец несколько раз взводит курок, шустро, привычно, но до ушей доносится лишь пустой щелчок. И в этой вязкой тишине щелчок разрывает барабанные перепонки, словно по рельсе прямо над ухом ударили молотом.