– Да, да, да, вот об этом самом актере!
– обрадовался Полотенцев. Как его, этого актера?

– Мефодий...
– проговорил Меркурий Авдеевич с чувством приятнейшего облегчения, что мысли его высвобождались из тупика, в который их загнал допрос о Рагозине.
– Извините, пожалуйста, у меня вылетело из головы, как этого Мефодия по фамилии...

– Потом припомните, - успокаивающе сказал Полотенцев.
– Расскажите, что вам известно про общение этого актера с Рагозиным?

– Я хотел сказать...

– Что вы хотели сказать про общение Рагозина с актером, фамилию которого вы запамятовали?

– Не про Рагозина, - безнадежно-тихо ответил Мешков, - не про Рагозина...

– Да, да, да, - спохватился Полотенцев, вскидывая очки на сияющее темя и растирая кулаком зажмуренные глаза, - я, знаете, с этим Рагозиным заговорился. Дни и ночи напролет - Рагозин, Рагозин! Не про Рагозина, а про общение его... с кем вы хотите сказать?

– То есть про Мефодия...
– осмелился Мешков.

– Да, да, да, именно. С кем, значит, он?

– У него старинный приятель по семинарии, тоже актер, Цветухин.

– Цветухин, - утвердительно повторил Полотенцев и живо взялся за бумагу.
– Любовник и герой Цветухин. Ай-ай-ай!

– Вы записывать?
– спросил Меркурий Авдеевич.

– Нет, нет, продолжайте, пожалуйста. Записывать - потом записывать успеем. Только слегка - карандашиком. Вы говорите, значит, - Цветухин, который бывал у своего приятеля Мефодия, где и встречался с Рагозиным, так я понимаю?

– Нет, - стараясь придать ответу решимость, возразил Мешков.
– Я не могу говорить, чего не знаю. К Мефодию заходил актер Цветухин. Один раз, на пасху, я видел у него также Пастухова. Сына покойного Владимира Александровича.

– Так, так, так. Значит, у Мефодия собирались... собирались... На кого вы показываете?

– Я не совсем так говорю, ваше высокоблагородие. Квартирант мой пригласил меня на пасху, как бы для поздравления с праздником. И при этом я встретил у него Цветухина с Пастуховым.

– Цветухин, Пастухов, - повторил подполковник, обводя записанные фамилии овальчиками.
– И еще кто был при вашей встрече с квартирантом?

– Не то чтобы был при встрече, а подходил к флигерю, заглядывал во двор один галах, ночлежник.

– Вашего ночлежного дома?

– Да, угол снимает в ночлежке, семейный человек, пьяница.

– Фамилию его, конечно, вы запамятовали, - утвердительно сказал Полотенцев.

– По фамилии Рубакин, или... извините, как-то наоборот: Буракин.

– Ничего, ничего, у вас хватит времени припомнить. Значит, собирались ваши квартиранты...
– не спеша продолжал подполковник, рисуя овальчики и вписывая в них вопросительные знаки.

– Парабукин!
– быстро сказал Мешков, подпрыгивая на стуле и вдруг освобожденно переходя к рассказу.

В самом деле, почему Меркурий Авдеевич должен был бы уклониться от передачи о подробностях досадившего ему разговора с людьми распущенных нравов, какими-то лицедеями и бумагомараками? Ведь он сообщит только то, что было в действительности, ни слова не прибавив, не убавив. Правда, ничего утешительного нельзя сказать ни о Мефодии, ни о приятеле его Цветухине. Люди, бросившие духовную семинарию ради подмостков и увеселений, - солидно ли это? А кто такой Пастухов? Что он там такое сочиняет для театров? Богопротивник, высмеивающий своих друзей за приверженность их к пасхальным стихирам. Неплательщик долгов отца своего и - по всему судя - укрыватель полученного наследства. А что скажешь доброго о пропойце и прощелыге Парабукине? С горечью и состраданием смотрит на всех них Меркурий Авдеевич. Бог им судья!

– Да, - сочувственно и даже с болью отозвался на это печальное описание Полотенцев.
– Подумаешь, прикинешь, в какую вы беду себя вовлекли, Меркурий Авдеевич, расселив на своем владении подозрительных лиц. Но вот вы говорите - бог им судья. Бог-то бог, да и сам не будь плох. Мы ведь призваны судить на земле. На небеси осудят без нас. А вы себе даже вопроса не задали: для какой цели подозрительные, как вы говорите, люди собираются у вас во владении и привлекают к общению низкие элементы вроде Парабукина?

– Я не говорю подозрительные, а, так сказать, в отношении нравственности...
– осторожно уточнил Мешков.
– Люди как бы безнравственные.

– На вашем языке религиозного человека - безнравственные, а на нашем юридическом языке - неблагонадежные. Ведь что получается? Трое ваших квартирантов - один поднадзорный, Рагозин, другой бродяга, Парабукин...

– Да какой же он мой квартирант?
– взмолился Мешков.

– Да ведь он проживает не в моей ночлежке, а в вашей!

Подполковник ударил ладонями о стол и внезапно поднялся, шумно отодвигая ногами громоздкое кресло.