– А какого черта они отсиживаются на островах!
– возмущенно вспылил Рогозин.
– Двинули бы оттуда, а мы отсюда! А то фашисты-то к Москве пожаловали...

– Тише!
– крикнул Валентин и погрозил Рогозину обглоданной костью. Потом, склонившись к трубке, возбужденно спросил: - В Москву, говоришь, на праздник? На парад! Обещал? Ты брось загибать, Толя. Нет, всерьез? Ах, елки-палки! Я сегодня обязательно три черепахи подшибу. Знаешь, давай заключим договор: у кого больше будет, тот и поедет на праздник. Вместе нас все равно не пустят. Согласен? Вот и отлично! А сейчас приезжай курочек покушать. Тут нам папаша на всю артель принес. Замечательный батька!

Ковалев, отбросив кость, провел рукой по мягкой шерсти бурки. Его пальцы натолкнулись на твердую жилистую руку и крепко пожали ее. Старик расчувствовался и уронил очки.

– Замечательный батька!
– продолжал Ковалев в трубку.
– У него четыре дочки... Да, да! А девушки какие! Если бы ты знал! Обязательно женюсь. Непременно... На свадьбу приезжай! Алло! Алло! Толя! Чего ты там? Ковалев дунул в трубку, и вдруг его широкое густобровое лицо исказилось в напряженной гримасе.
– Тише!
– Он уже не просто крикнул, а скомандовал резко, отрывисто, с суровой властностью в голосе. Это был уже совсем другой человек, не тот весельчак Валя Ковалев, а командир, строгий, волевой и требовательный.

– Так, так, так...
– повторил он полушепотом, словно боясь, что его подслушают.
– Значит, теперь держись... Пошлю или сам приеду. Не волнуйся, отдам последний. Уж раз пошла такая свадьба, режь последний огурец.

"Ишь ты, какой колючий!
– восторженно посматривая на Валентина, думал Никита Дмитриевич.
– А хорош был бы зятек-то. Хорош!"

– Немцы пошли в атаку на первый завал.
– Ковалев положил трубку и бросил на командира тревожный взгляд.

– Товарищи, - крикнул Кушнарев, поднимаясь из-за стола, - немцы в атаку на эскадрон Орлова пошли!

– Да они сегодня несколько раз лезли. Удивил!
– отмахнулся было Рогозин.

– На этот раз будет погорячее!

Валентин отодвинул тарелку с мясом, встал из-за стола. Он был небольшого роста, но широкоплеч и коренаст.

– Нам тоже приготовиться. Дело вот в чем...
– немного помолчав, сказал Ковалев.
– Там комбат Ченцов остался с пушками в засаде. Немцы сейчас растаскивают завал. Если комбат и Орлов не удержатся, то противник захватит и второй завал. Тогда нам будет худо. Полк Бойкова дерется с утра. Командир нашего полка сообщил комбату, что будет серьезная атака. Надо быть готовым... Я иду к пушкам.

– Ну, а я к Ченцову, - сказал Кушнарев.

– Вот это правильно, - поддержал Ковалев разведчика.
– Там "языки" близехонько, бери, как барашков...

Кушнарев промолчал.

– Ты говоришь, завал растаскивают, а почему пушки Ченцова молчат? спросил Рогозин.

Стрельба в районе первого завала действительно слышалась редкая и вялая. Только на правом фланге у Бойкова хлестко переливались пулеметные очереди. Били немцы. Звук их пулеметов был жесткий и дробный.

– Почему молчит Ченцов, я спрашиваю?
– Рогозин настойчиво теребил Валентина за острое плечо кавказской бурки. Но Ковалев сам не понимал, почему комбату стрелять не велено. Снарядов было достаточно.

– Командир полка запретил...
– неожиданно ответил Ковалев и, чтобы прекратить дальнейшие рассуждения, добавил, обращаясь к старику Фролову: Вам, Никита Дмитриевич, надо собираться, а то здесь...

– Ты меня, комиссар, не пугай! Я ведь ту германскую отбарабанил, да и гражданской прихватил чуток. Все равно не боюсь смерти.

– Зачем, папаша, думать о смерти!
– воскликнул Ковалев с прежней неудержимой веселостью.
– Нам еще жить да жить! В Москву на парад через три дня поедем. Эх, и погуляем!..

– Крепко любишь жить, паренек. Уважаю таких, - застегивая полушубок, проговорил Никита Дмитриевич.
– Ежели утихнет, вечерком загляну...

"А хорош, хорош!
– не унимался нахваливать Ковалева старик.
– Что это у них затевается с Зинкой-то? Два дня не был, а она уж ходит по комнате, как птица в клетке".

Никита Дмитриевич не подозревал, что дело давно уже сладилось.

ГЛАВА 4

Несколько дней назад комиссар полковой батареи Валентин Ковалев со старшиной Алтуховым поехали в село Петропавловское за фуражом. Председатель колхоза Никита Дмитриевич Фролов встретил их, как самых дорогих гостей, и усадил за стол.

– Мать, собирай на стол! Живо!
– засуетился радушный хозяин и вытащил припрятанную бутылку водки.

– Да мы не пьем, - отнекивались гости.

– На войне, да не выпить, как бы не так!
– не уступал хозяин.

– В рот не берем. Даже крошечки, ни-ни...
– проговорил лобастый, толстогубый, похожий на монгола Алтухов, придерживая в кармане горлышко от поллитровки, привезенной для угощения председателя.

– Не выпьете по стаканчику, клочка сена не дам, - отрезал обиженный Никита Дмитриевич.