Девушка моментально кооперируется и сдвигается к спинке дивана, потащив за собой подушку, которая разделяет нас.

— Ты серьёзно думаешь, что она может помочь в случае чего? — усмехаюсь я, смотря на её надувшиеся щёки. Она естественная и это нравится мне.

— Да, я же могу задушить тебя ею.

— У тебя не хватит сил.

— Ты всё ещё сомневаешься во мне.

— Ещё бы, не соизмеряй наши силы.

— Которые равны.

Смеюсь, смотря в её глаза и резко подскакиваю, перебираясь сверху. Хлопая глазами, Трикси растеряно сморит на меня, я же сжимаю её запястья по разным сторонам, нависая сверху. Дёрнув руками, она терпит поражение.

— Ты всё ещё так думаешь? — улыбаюсь я.

— Да.

Девушка начинает брыкаться и извиваться, над чем я смеюсь, не применяя и половины силы, чтобы задержать её на месте. Как только она открывает рот, чтобы укусить мою руку — я отодвигаю их в сторону.

— Отпусти! — верещит Трикси.

— Или что?

— Иначе я буду ненавидеть тебя всю оставшуюся жизнь.

— Ты не сможешь.

— Смогу!

— Невозможно влюблённо ненавидеть.

Она вновь дёргает руками, смотря на меня широко распахнутыми глазами, но в один момент застывает. Глаза переключаются на губы, которые она облизала, и я больше не могу сдержаться, приближаясь к ней. Трикси закрывает глаза, и это моя главная ошибка. Желая поцелуя, я получаю укус на щеке, и она вырывается, а следом, в мой затылок прилетает подушка.

— Держи защиту, Картер! — восклицает она, спрыгнув с дивана.

Качаю головой и вытираю мокрую щёку, с улыбкой смотря на девушку. Трикси в ответ смотрит на меня с тем же вызовом в глазах, что и прежде. Нас разделяет максимум фут, и мне доставляет удовольствие, что она не сдаётся. Я удивляюсь, как в один момент между нами всё так игриво и до банальности просто, а через секунду повисает напряжение и полное непонимание. Кардиограмма и горки, на которых мы катаемся.

Поднимаю руки в знак капитуляции и немного улыбаюсь.

— Ладно, я ничего не делаю. Уберём кровать, и ты приготовишь нам завтрак.

— Ты что-то путаешь, — саркастически улыбается Трикси.

— Нет.

— Я в гостях.

— Не проблема, — смеюсь я. — Чувствуй себя, как дома.

— Не выйдет.

— Ладно, если предпочитаешь горелое, то я готов сделать всё сам.

— Отлично.

— Хотя бы блинчики?

— Тебе не повезло.

— Почему?

— Потому что я не умею и не люблю печь.

— Их жарят, — исправляю я.

— Какая разница? Это не моё.

— Ты говоришь это для того, чтобы не делать.

— Хорошо, с меня блинчики, что с тебя?

— Моральная поддержка, — улыбаюсь я. — Сделаю всё, что только в моих силах.

Трикси скрещивает руки под грудью и иронично выгибает бровь. Подмигиваю ей и начинаю собирать постель. Несколько секунд она молча стоит за моей спиной, а следом подходит и начинает снимать наволочку с подушки. Поджимаю губы, сдерживая улыбку. Мне нравится её стремление помогать. Но ещё мне нравится то, что это хорошая возможность поймать её. Сворачиваю одеяло и кладу его на край дивана, секунда, и она снова в моих руках.

— Так нечестно!

— Ты тоже нападала со спины, всё вполне честно, — смеюсь я, падая на диван.

Трикси извивается, но я не позволяю ей уйти. Закидываю ногу на её бедро и прижимаю к себе, сжав запястья за спиной. Наши глаза напротив друг друга, а тяжёлое дыхание опаляет лица.

— Целуй, ты же этого хочешь, — говорит она.

— Думаешь, я поверю? — усмехаюсь я. — Я уже сделал эту ошибку, ты укусила меня.

— Чего тогда ты хочешь?

— Чтобы ты рассказала что-то о себе.

— Задавай вопрос, и я решу, отвечать на него или нет.

— Почему ты не была в отношениях?

— Я уже говорила. Я постоянно переезжала за родителями, у меня не было возможности к кому-то или чему-то привязаться.

— Почему ты переезжала?

— Потому что хотела и хочу быть ближе к родителям.

— Почему твой отец не приехал?

— Потому что он не может.

— Семья всегда должна быть в приоритете.

— Он. Не. Мог.

Странная эмоция боли, которую улавливаю в её глазах — пугает меня. Я не верю, что он не мог. Для меня это просто непонятно. Отец всегда по возможности брал нас с собой. Мне не хватит пальцев на руках и ногах, чтобы посчитать количество раз, когда мы были с ним. И я точно знаю, что он сам хотел этого, мы чувствовали его желание и радость. Если не получалось, то мы всегда встречали его в аэропорту. Это почти как традиция: неважно, улетал я или отец, семья всегда встречала нас в стенах аэропорта. Мне не нравится, что отец Трикси не делает того же. Я не знаю другого формата семьи, где кому-то плевать на родителей или на детей.

— Почему он не мог? — хриплю я, стараясь не сжимать из-за ярости руки Трикси так, чтобы на запястьях остались следы.

Девушка бегает глазами, и её нижняя губа начинает дрожать. Это чертовски дерьмово, у меня сотня вариантов от самых простых до неприятных.

— Потому что мёртвые не могут это сделать! — громко шепчет Трикси.

Словами, она выбивает из моей грудной клетки абсолютно весь воздух. На несколько секунд, я застываю и смотрю в её глаза, пытаясь найти признаки шутки, но ничего. Она говорит правду. Отпускаю её руки и прижимаю голову девушки к груди. Несмотря на то, что у меня есть отец, я полностью сокрушён. Слова, которые я когда-то не думая бросил в машине, когда она села ко мне, эхом звенят в голове. Она разозлилась, и тогда я увидел в её глазах ту искру ненависти, не понимая, чем заслужил подобное отношение. Всё просто: я ляпнул про её родителей. Сейчас у меня только одно желание — отрубить себе язык. Чувствую, как собственное сердце стучит в груди, и пальцем ощущаю, как бьется пульс Трикси на шее. Мы оба в агонии.