–– Пожалуй, вы правы, – усмехнулся Леонардо. – Хорошо, оставляйте… – он потрепал мальчика за золотистые локоны волос и опять задумчиво пробубнил себе под нос: – Нет, определённо я тебя уже где-то видел…

–– Он очень похож на вас, мессере Леонардо! – тихо шепнул подошедший к нему Джакомо.

Леонардо неподвижно замер, превратившись в каменное изваяние. На него и в самом деле смотрело его собственное лицо, только из далёкого детства. Он метнул взгляд на незнакомца с монахиней, но, увы, задать им очередного вопроса ему не представилось возможным: они уже покинули мастерскую. К нему подошёл Марко д’Оджоне и протянул алую розу.

–– Откуда она?! – побледнел Леонардо, принимая цветок из его рук,

–– Уходя, монахиня обронила из рукава, – ответил ученик.

У Леонардо залихорадило всё тело: затряслись руки, задрожали губы; на ресницах век повисли хрустальные капельки слёз. Он опустился перед мальчиком на корточки и обнял его; по его щекам потекли слёзы. Ученики смотрели на него и не понимали, что с ним происходит; не понимал этого и его новый ученик…

**** **** ****

Потекли будничные дни обучения первых учеников Академии. Домовладелец Марко Камилани, у которого Леонардо снимал жильё, предоставил ему для общежития учеников и мастерской живописи вторую половину его огромного пустующего дома. Сам же он после трудового дня был частым гостем мастера и подолгу сиживал с ним за вечерним бокалом вина, ведя интересные беседы и обсуждая разные темы. С появлением у Леонардо учеников дом бездетного торговца оживился, стал шумным и радостным. Супруга Марко Камилани, госпожа Трулла, относилась к ним как к своим детям. Она готовила для них еду, стирала им одежду, помогала с уборкой помещений и даже оказывала помощь в оборудовании мастерской в полном соответствии с Леонардовым трактатом из «Trattato della Pittura»* о том, какой должна быть академическая мастерская художника. Каждый день ученики изучали перспективу через рисование натуры ближних и дальних предметов, светотень, геометрию человеческого тела, изготовление красок и чистого масла к нему, скульптуру и многое другое…

Изобретением нового оружия для возможной предстоящей войны, заказанного герцогом Людовико Сфорца, Леонардо заниматься не спешил. Глядя на учеников, ему трудно было представить создание механизмов,

лишающих человека его души, в особенности такой необыкновенной, как у детей. Для их лучшего и быстрого развития он придумывал всевозможные игры и состязания, а по вечерам их мужскую компанию расцвечивала своим приходом Кассандра, ставшая изящной и милой красавицей. И вот тогда-то все ученики Леонардо, включая совсем юного Андреа Салаино, преображались, становясь настоящими сеньорами. Самым сдержанным из них был Чезаре да Сесто, проявивший себя немногословным и чуточку надменным, по-видимому, из-за того, что он был самый старший из них. Марко д’Оджоне во всех поступках вёл себя хладнокровно и расчётливо, как ростовщик. Ему-то, впоследствии, Леонардо и поручит вести счётную бухгалтерию всего хозяйства Академии. Самым озорным был Джакомо Капротти: выдумщик, балагур и активный подвижник Леонардо во всех придуманных им игрищах и озорствах. А самым нежным, искренним и открытым оказался лучистоглазый, златокудрый Андреа Салаино, ставший обожаемым любимцем Леонардо. Все ангелы в будущих картинах великого мастера будут списаны с него; а также Иоанн Креститель в его знаменитой картине, где Предтеча жестом указывает на скорый приход Иисуса Христа, которую он начнёт писать незадолго до смерти, но, увы, не закончит.

Днём в мастерскую прибегали дети вельможных придворных аристократов, бравших ранее уроки рисования и живописи у Леонардо, а по выходным в Академии собирались все на просмотр обскур-тамбурина, чтобы послушать

очередную легенду и наглядно увидеть в движущихся картинках, как происходили в ней события. Жизнь постепенно стала упорядочиваться, и Леонардо вновь почувствовал, что возвращается к прежнему спокойствию и радости творчества, наполнявшего его жизнелюбием. Свои же попытки

* «Trattato della Pittura» – Книга о живописи.

получить у герцогини Изобеллы аудиенцию на приём к умирающему Джан-Галеаццо он так и не прекратил. Облачившись в «плащ Терпения», он каждые три дня отсылал в Павийский замок письма с объяснением в них, что ему известна тайна болезни племянника герцога Людовико Сфорца и он знает, как предотвратить её дальнейшее развитие. К сожалению, ни на одно письмо он ответа не получил, из чего сделал вывод, что вся почта, приходившая к Джан-Галеаццо, проходила жестокую цензуру его супруги Изобеллы Арагонской. Надеяться в этом случае на благополучное избавление от болезни законного наследника престола не представлялось возможным. Клеймо отравителя Джан-Галеаццо по-прежнему висело на Леонардо, и оно было единственным досадным инцидентом, омрачавшим радость его налаживающейся жизни…

Конец ознакомительного фрагмента.