Игорь был тоже не местным; в Киеве квартировал у тётки, приютившей племянника – «афганца» в разделённом на два входа частном доме в старой Дарнице. В одной половине обитал Игорёк, оплачивая счета и помогая с ремонтом, а во второй жила она сама, пуская в учебный сезон девочек-квартиранток.

Полтора года под Джелалабадом мало походили на войну в обычном понимании, когда есть две группы противоборствующих войск, линии фронта и обороны. Здесь не было ни передовой, ни тыла, от этого опасность не становилось меньше, но в виду отсутствия зримого противника она притуплялась, словно заглушенная анальгином зубная боль. Привычные с детства противопоставления – красные и белые, русские и немцы – в Афгане отсутствовали, как не оказалось дедовщины и неуставных взаимоотношений. Да, пули свистели над головой, он был ранен одной на вылет, отлежал в госпитале и получил медаль, которую, впрочем, не носил, да и героем себя не считал. Героизм, это что-то экстраординарное, не вписывающиеся в привычные рамки и потому разовое. А в каждодневном рутинном выполнении своих обязанностей – подъёме, отбое, несении караула, стирке, помывке и оправлении нужды – не было ровным счётом никакой героики.

Совсем рядом казались горы, холодные и чужие, в своей дикой первозданной красоте, основательные, как само время. В начале они притягивали внимание; Игорь пытался представить в их толще пещеру Алладина и многое другое, прочитанное в книжках, потом стали ненавистны, он уже не мог видеть их равнодушные каменные склоны, а к концу привык настолько, что перестал обращать внимание. Видел восточный город, серый от пыли и вездесущего песка, закутанный в бесполые пыльные одежды. Казалось, Джелалабад мало изменился со времён Александра Македонского, навсегда оставшись в позапрошлом веке и пять раз в день ветер доносил до него крики муэдзина, протяжное «Ал-л-ла-а-а-ах акбар!»

Интернациональный долг дело добровольное; Игорь сделал шаг вперёд, а половина осталась на месте, ещё вчера гордо ходивших по части, теперь же стыдливо глядящих в пол. Но участь и тех и других была давно решена, только «добровольцы» попали в более-менее цивилизованные места, а отказники в глухие горные гарнизоны. Служба связистом при радиолокационной станции, вдали от боевых операций, засад, зачисток, погонь и перестрелок оказалась относительно спокойной. Окружённая периметром колючей проволоки и минных полей часть при аэродроме, вылазки в соседний кишлак с канистрами керосина и лопастями сбитых вертолётов. Вырученные афгани меняли на чеки Внешпосылторга, на которые можно было купить редкие в Союзе кроссовки «Адики», спортивные костюмы, жвачки, кассетные магнитофоны. Экипаж прикомандированного к ним «Ан-24» базировался в родном городе Игорька; собрав «дипломат» с заморскими гостинцами и положив туда собранные чеки, Игорь отправил посылку матери, а позже узнал, что «борт» сбили. «Дипломат» родителям вернули, а содержимое нет.

Опасаясь «Стингеров» самолёты взлетали одновременно с залпами тепловых ракет, фейерверком уходящих в разные стороны белыми полосами. Сбитый на десятикилометровой высоте «Ан», вернее то, что от него осталось, приволокли к аэродрому, и было жутко смотреть на обгоревшие искорёженные обломки, с тяжёлым сердцем ожидая собственный вылет. Ответ Советских войск был страшен: в течение недели «Миги» и «Сушки» утюжили прилегающую к аэродрому местность ракетами, превращая её в безжизненный ад.

В офицерских блиндажах работали кондиционеры и, заходя иногда внутрь, Игорь с наслаждением подставлял обожжённое южным солнцем лицо дуновению прохладного воздуха. Война войной, но основной инстинкт, обострённый чувством опасности – как в последний раз – никто не отменял. Об интимных отношениях «докторши» и командира роты знал весь личный состав, да они и не особо скрывали их. В ту роковую ночь мужчина и женщина занимались любовью в охлаждённом чреве командирского блиндажа. Медсестра была сверху; начался обстрел, шальная пулемётная пуля, прошив деревянную стену, угодила в голову санинструктора, оставив после себя кровавое месиво. Игорь запомнил навсегда её накрытые окровавленной простынёй останки и бледное, забрызганное кровью лицо капитана, нервно курившего в накинутом на голое тело кителе. Война, как «Русская рулетка».

Выйдя на «Черниговской» Женя доехал на трамвае до своей остановки, а там прошёл аллеей шелковичных деревьев к нужному дому. Несмотря на поздний час, дом не спал. Из оборудованной под перевозку конструкций «Газели» два парня выгружали инструменты, перед открытой настежь дверью несколько человек сидело на пластиковых стульях, курили и пили пиво. Ещё одна группа стояла рядом с серой «Таврией», как он понял, все ждали Игоря.

– Здорово, Костик, – приветствовал Женька высокого худого мужчину, которого знал по «до посадочным» временам. Тот обернулся и, узнавая, глянул мутным от «дури» взглядом.

– Привет. Где ты был? – забыв имя, равнодушно спросил он.

– Уезжал, – не стал вдаваться в подробности Женя. – Беспалый будет?

Фамилия Игоря была Беспалый и за глаза его называли только так.

– Должен быть, – потеряв к нему интерес, Костик вернулся к прерванному разговору.

Женя решил сходить в магазин, купить воды на оставшиеся деньги и убить время, но далеко не ушёл. Пройдя метров пятьсот, услышал, как проезжающая мимо «Газель», точная копия той, что стояла у дома сигналит ему нечто вроде «спартаковского» приветствия. Прошло больше трёх лет с их последней встречи, но Игорь узнал его и жестом показывал – возвращайся.

Вернувшись к дому, он увидел что Беспалый, будто атом в центре молекул стоит среди работяг. Заметив Женю крикнул: – Пять минут! – но прошло не меньше получаса, когда он, наконец, освободился.

– Ну что, как ты? Слышал, были неприятности? – спросил он, пожав руку.

– Всё в прошлом. С работой поможешь? Да и жить мне негде.

– С работой помогу. Отдохнёшь пару дней, потом выйдешь подсобником на монтаж. Заказов валом, люди нужны, – ответил Игорь устало, – а живи здесь, у меня же хоромы.

Дав ему двадцать гривен, Беспалый уехал – жил он у жены, недалеко от тёткиного дома – и Женя пошёл устраиваться на ночлег. «Хоромы» оказались комнатой в пятнадцать квадратных метров, в которой по правую сторону от двери стояли пустой пыльный сервант и заваленный монтажным расходником круглый стол. Поверх москитной сетки, среди коробок с саморезами и дюбелями лежала чья-то одежда. Слева, почти впритык, поместились три дивана. В узком пространстве между двумя из них, на брошенном на пол матрасе кто-то храпел, укрывшись с головой покрывалом. Прогретое за день помещение содержало целый букет запахов – от нестиранных носок и потных тел до алкогольного перегара.