Братья приехали на спарринг в зал «Динамо», уже на красном джипе «Гранд-Чероки», сложив огромные «хоккейные» сумки на лавку. Боксировавшие друг с другом Кличко замыкали список пар, и разминаться не спешили. Они стояли в новых спортивных костюмах и казались воплощением мечты. Уже тогда вовсю ходили слухи, что ими заинтересовался сам Дон Кинг. Фамилия директора была в середине списка, и он глядел с завистью на баснословно дорогую для него экипировку братьев. Посмотрев на свои стёртые до дыр от бесконечного скольжения по полу кеды, он снял старые боксёрские перчатки и решительно пошёл к Кличко.

– Слышишь, друг, дай рукавички от-боксировать, – попросил директор одного из них, кого именно он уже не помнил, да это и не было важно, показывая забинтованной кистью, на новенькие эверластовсие перчатки, висевшие на канате ринга. Но двух метровый брат отрицательно покачал головой и недовольно проворчал: – Свои иметь нужно.

Директор, вылил оставшуюся водку в стакан, и, не взглянув на календарь, выпил, занюхав рукавом светлого летнего костюма. Стерев выступившие слёзы, он сидел, пьяно глядя на улыбающихся братьев. Он слышал сегодня по радио, что Кличко пожертвовали триста «тон» «баксов» детям одной из беднейших стран Африки и ещё, что каждый их боксёрский вечер приносит денег больше, чем матч футбольной сборной Германии.

– Триста тысяч! Вы кто, негры или братья-славяне?! – возмущённо закричал директор. – Или у нас проблем нет?! Да к метро пройти нельзя, обнюхавшиеся клея дети вповалку лежат на асфальте. Толи спят, толи умерли. В километре отсюда, – он махнул рукой в сторону Броварского шоссе, – несовершеннолетние девочки стоят на трассе, предлагая интим. У нас, что ли всё сладко?!

Директор замолчал, с ненавистью взглянув на пустую бутылку; он думал, что триста тысяч, конечно же, проблемы не решат, нужны реформы на государственном уровне и миллионные инвестиции. «Но это же нужно сделать, нужно!», – злился он, разгорячённый алкоголем и беспросветностью пути, по которому шла, ковыляя, словно хромая кобыла образовательная система. Поднявшись со стула, директор бросил пустую бутылку в мусорное ведро и вышел из кабинета, заперев дверь. Но дойдя до лестницы, остановился и быстро пошёл обратно. Сорвав со стены ни в чём не повинный плакат, он разорвал его, швырнув в урну и постояв с минуту, глядя тяжёлым взглядом на дело рук своих, вышел. Толком, не осознавая причины спонтанной расправы, начальник спортшколы спустился по лестнице и, выйдя из здания, пошёл домой.

***

Дойдя по Шаломке до аптеки, Женя вышел к зданию ДЮСШ и, пройдя вдоль корпусов, столкнулся с выходящим из-за угла директором.

– Добрый день, – поздоровался он, но тот лишь скользнул по нему тяжёлым взглядом. Директор был пьян. Заглянув в зал, Женька приятеля не увидел и, приветствовав тренера, узнал, что Лысый ходит по утрам.

Был не сезон и желающих тренироваться, оказалось немного. Несколько человек сонно били по снарядам, да ещё два незнакомых ему парня строя зверские рожи ходили друг за другом по рингу, изредка нанося несильные удары. Жара давила на плечи и не то, что двигаться, дышать было трудно. Выйдя из школы, он встретил идущего на тренировку приятеля.

– Здорово, Славик! – они поздоровались, стоя на крыльце перед входом и Слава заметил:

– Давно тебя видно не было. Уезжал что ли?

– Да, на три года, – усмехнулся Женька, – вчера только вернулся. Слушай, у тебя телефона Лысого нет случайно?

– Есть мобильный, пошли к тренеру, запишешь.

Распрощавшись с приятелем, он нашёл таксофон и, вставив карточку, набрал номер.

– Алло, Лысый? – волнуясь, спросил Женька, когда трубку сняли.

– Да. Кто это?

– Это Женя, из спортзала, вместе боксом занимались. Помнишь такого?

– Конечно, помню. Ну что, решил свои вопросы?

– Да. Когда в зале будешь?

– Завтра с утра собираюсь.

– Тогда до встречи, я тоже буду, – выпалил он, видя, как стремительно тает время на счётчике телефона.

Повесив трубку, Женька пошёл к остановке, вспоминая такой же жаркий июльский день три года назад. В тот день его и ещё пятерых – двух женщин и трёх мужчин – вели на «флюшку». Без флюорографии тюрьма не принимала и, сковав наручниками попарно, их под конвоем заводили в поликлинику на Троещине, а Лысый, волею случая выходил оттуда. Они коротко кивнули друг другу и то, как он выглядел, отразилось в глазах приятеля. Лысый стоял в стороне, стараясь не встречаться с ним взглядом, словно боялся накликать неприятности и на себя.

Глава четвёртая

Как Женька узнал позже, квартировавшие у Беспалого работяги были из разных регионов. На двух диванах спали ребята из Северодонецка; мужик, которого он отодвинул ночью к стене, оказался Володькой «Бешенным», невысоким нервным типом лет сорока из Ровно, вечно попадавшим в какие-то истории. На полу разместился сварщик из Винницкой области, Женькин одногодок, он был постоянно чем-то недоволен, говорил, причитая, и напоминал ему пессимиста Пьеро из «Золотого Ключика».

Кризис, спустя пять лет поразивший страну тогда мог присниться разве что в страшном сне. В то благословенное, теперь почти былинное время шёл строительный бум, торговля недвижимостью процветала, и биржа труда пользовалась спросом. Как и когда-то рынок рабов в другом легендарном городе на семи холмах – Рим для римлян, Киев для киевлян. Фирма Беспалого на сто процентов состояла из гастарбайтеров. Делая один объект, они ехали на другой, стараясь выжать по максимуму из сезона.

Но как же кухня, спросите вы, ведь там тоже кто-то спал? Ах да, кухня. А на кухне тёткиного дома жил Андромеда.