Шрифт:
Петро Смык шире распахнул дверцу, пригласил настойчивее:
— Иди, иди, — и, видя, что Юра медлит, потеснился на сиденье.
Юра встал на подножку.
— Мать честная! — поразился Смык. — Да на тебе сухой нитки нет! Ну-ка, залазь быстрее.
Прежде чем сесть в машину, Юра снял рваные, разбитые ботинки, вылил из них грязную жижу и босиком ступил на теплый, мягкий коврик.
— Ну-ка, парень, снимай свое барахло, — приказал вдруг сержант.
— Снимай, снимай, — приветливо повторил Петро. — Я тебе другую одежду принесу.
Юра едва успел сбросить с себя мокрое белье, как Смык вернулся с охапкой теплой одежды, сказал весело:
— Одевайся. В офицерах пока походишь. Полковник не обидится, а приедем, что-нибудь по твоему росту раздобудем…
Уплетая за обе щеки хлеб и консервы, Юра наблюдал, как Петро, взяв канистру, разложил на капоте его одежду и стал брызгать на нее бензином.
— Полезная профилактика! — Пронин слегка улыбнулся и подмигнул Юре…
Минут через сорок послышался тяжелый рокот мотора.
— Никак танк за нами идет? — вслушиваясь в приближающийся звук, определил Петро.
— Он самый, — подтвердил Пронин и пошел доставать трос.
За своим тросом отправился и Смык. Оба водителя стали готовить машины к буксировке.
И действительно, через несколько минут к ним подкатил легкий танк. Танкисты выглянули из люка, развернули танк на месте, показали, за что надо цепляться, и, как игрушки, потянули за собой обе машины…
В село добрались часа через полтора. Дождь перестал, холодный ветер подмораживал сырую землю.
На окраине села их встретил лейтенант с петлицами связиста и передал приказ генерала, что водителям штабных «эмок» разрешается отдохнуть здесь до утра, но в семь тридцать приказано быть в Старом Осколе. Сам же генерал уехал с полковником на вездеходе в штаб армии.
Лейтенант показал дом, в котором должны остановиться водители, и ушел.
В доме жила молодая хозяйка с больной матерью и двумя маленькими девочками. Мужа в первые дни войны призвали в армию. От него пришло несколько писем. Но уже больше месяца не было никаких известий…
Петр Смык перенес в дом укутанного во взрослое белье Юру и на удивленный взгляд хозяйки коротко объяснил ей, почему мальчуган так необычно одет. Она понимающе закивала головой, постелила всем на полу, пригласила выпить чаю.
Все рады были выпить горяченького и с удовольствием приняли приглашение.
Прежде чем сесть за стол, Петро спросил хозяйку, где можно просушить Юрины штаны, рубашку, майку. Женщина взяла вещи мальчика, развесила их в низких, полутемных сенях и очень удивилась, что от белья сильно пахло бензином.
— Что это вы, в бензине стирали, что ли?
— Да как вам сказать, — улыбнулся Смык, — фронтовой метод применяли против паразитов. Дело вполне проверенное.
Они сидели за столом и, обжигаясь, пили горячий чай. Пронин все время нетерпеливо поглядывал на Юру, затем не выдержал и спросил с ноткой сомнения:
— Слушай, ты правду сказал, что оттуда… из-под самого Бреста? И все пехом, не врешь?
Не вдаваясь в подробности, Юра коротко рассказал, как это было. Женщина прислушивалась к разговору и все время ахала. А когда Юра кончил рассказывать, протянула ему последний кусочек сахара. Но, глядя на маленьких девочек, Юра решительно отказался. И, как она ни уговаривала его, не взял.
Спать Юра лег рядом с Петром. Между ними уже протянулась незримая, дружелюбная нить: почувствовав доброжелательность Петра, Юра душой потянулся к нему.
Уснул Юра мгновенно. Не слышал, как ночью хозяйка прополоскала в теплой воде все его вещи, развесила во дворе, чтоб быстрее просохло, и только после этого сама легла.
Встала она раньше всех, сняла с веревок еще влажное белье, заштопала и затем прогладила горячим утюгом.
Не слышал Юра и того, как около пяти утра солдатские руки бережно перенесли его в машину и уложили на заднее сиденье.
Проснулся он, когда обе машины въезжали в Старый Оскол.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
У здания штаба армии остановились. В небольшом палисаднике группами стояли, курили и о чем-то оживленно говорили между собой командиры.
Юра повернулся к Петру Смыку, спросил:
— Чего они собрались в такую рань?
— Военный совет, покурить вышли. Вон того полковника видишь? Черный такой, скуластый?
— Вижу.
— Так это сам начальник армейской разведки Степан Иванович Черных, мой командир, понял? Ты его не бойся, он с виду такой строгий и требует, конечно, но человек добрый, с понятием, зря не обидит.