пускай любопытно, что там, где кажется всё другим.

…И легче грохнуться с кручи, тропу выбирая на вкус,

а лётчик гораздо лучше найдёт тебе точный курс.

Жизнь, не мелкай (Джеку Лондону)

Жизнь, не мелькай! ты оставляешь лишь

мешки у глаз и тень синдрома Идена -

не дашь понять, что ты для счастья выдана,

маня наверх, в межоблачную тишь.

Нет, вся ты – здесь: спокойствие лучей,

что оттеняют силуэты города,

и светофор, стремителен и короток,

и аромат метро – не перечесть

того, что память наполнять могло б.

Увы, над ней, однако же, не властны мы -

когда пора открыться для прекрасного,

вернётся память, обратясь в озноб.

Воспоминанье, два – и ты замёрз

от ощущенья страшной отстранённости,

боясь, что не живёшь – нельзя жить полностью,

где правила игры диктует Морз,

и оттого так хладнокровна Руфь,

когда ты изнемог от муки творческой,

и, в лихордаке перед книгой скорчившись,

ещё зачем-то ждёшь касанья рук.

…Здесь даже солнцу предречён позор,

здесь в гнусности плодятся Хиггенботтемы,

здесь худшие творения распроданы,

здесь лучшим быть звучит как приговор.

…Но, поперёк сюжету, под водой

страшнее страха жизни страх конечности,

и тело испугается, замечется -

взнесётся вверх, приотложив покой.

Лучи (Н. С. Гумилёву)

Можно ведь в любом пейзаже разглядеть благую весть,

в позолоте, в отраженьях, в лабиринтах из стволов.

Нет нехватки ощущений – ясности нехватка есть,

тупость есть и бессловесность, и беспомощность без слов.

Был бы тот, кто ключ бы дал мне к сокровенному всему,

славя дух инфантилизма, силы дав покой хранить.

Ведь скучаю я, пожалуй, не по людям – по тому,

кем я сам был рядом с ними, отражая их огни.

"Мир – лишь луч от лика друга". Позволяю всем лучам,

сохраняя каждый образ, сердце памятью залить.

И друзья мне будут судьи, вспоминаясь по ночам,

одобряя, осуждая, даже будучи вдали.

Предугадан

Не первым, не последним встал я рядом

с мостом – мостом из досок строк чужих,

в которых весь я узнан, предугадан,

и от которых всё внутри дрожит.

Вернулись журавли – сомненью предал

я крови сердца стелющийся след.

"Не до…", "не до…" – как исповедь и кредо;

но жить зачем иначе на земле?

Дышу раскисшей ото сна страною,

тянусь за хулиганами к звезде.

В словах любви, не сказанных не мною,

нащупываю светоч без гвоздей.

Со мной дыханье в такт – всё ближе, ближе,

но счастье – нашим копиям, а мы,

мы – "не забуду" рядом с "не увижу",

мы эхо, эхо за порогом тьмы.

…Я вижу Бога, выйдя на подмостки, -

жду, чтоб сказал он: "жги сердца, пророк",

ведь за туманом следовать так просто,

и нет мудрее средства от тревог.

Не терпится узнать, а кто же судьи,

и умереть в рубашке за грехи.

Не терпится дойти до самой сути,

всё помня, даже старые стихи,