Рука об руку действовали великий князь и митрополит и в других случаях. Одним из величайших их деяний нужно считать начало строительства нового Успенского собора в Кремле. Правда, частично возведенное русскими мастерами ещё при жизни Филиппа здание собора рухнуло в 1474 г., через год после кончины святителя.

Впрочем, отношения митрополита Филиппа с великим князем отличались непостоянством. В частности, к огромному неудовольствию духовного владыки, князь женился на греческой принцессе Софии (Зое) Палеолог, которую в Москве подозревали в склонности к униатству и католичеству. Ещё большее возмущение у русских духовных и некоторых мирских лиц вызывал тот факт, что в свите гречанки в Москву явились католические иерархи и священники. Дело дошло до того, что под благовидным предлогом (великий князь после кончины первой супруги женился во второй раз, а второй брак не поощряется Церковью) митрополит Филипп отказался венчать венценосную пару, более того, запретил это делать кремлёвским священникам. В итоге, таинство свершал приглашенный из Коломны протопоп Осия 288 .

Строительство нового Успенского собора по новому проекту итальянского архитектора Аристотеля Фиораванти завершилось в 1479 г., уже в годы правления митрополита Геронтия († 1489). В дальнейшем Геронтий постоянно поддерживал все инициативы великого князя Ивана Васильевича, направленные на укрепление создаваемого им Русского государства: в 1477 г. благословил поход на Новгород, в 1480 г. отправил ободряющее послание князю на Угру. Но именно этот период отмечен уже постоянными конфликтами митрополита с великим князем. Иван III все более ощущал себя полноправным «господарем всея Руси» и потому считал возможным вмешиваться в церковные дела по любому поводу, даже если спорный вопрос касался исключительно духовной сферы: какой формы крест ставить в алтаре заново отстроенного Успенского собора; нужно ли канонизировать недавно скончавшегося митрополита Филиппа (князь был против этой канонизации). Дело дошло до того, что в 1481 г. Геронтий демонстративно покинул митрополичий престол, и Иван III вынужден был «бить ему челом». В свою очередь, в 1484 г. великий князь сделал попытку сменить митрополита, правда, не увенчавшуюся успехом 289 .

Именно в годы правления митрополита Геронтия в жизни Русской Церкви начались серьёзнейшие духовные споры, в том числе и борьба с ересью «жидовствующих», повлекшие за собой значительные изменения всей жизни русского общества и государства. В эти споры и в эту борьбу оказались вовлечены и последующие митрополиты: Зосима (митрополит в 1490–1494 гг.) и Симон († 1511). Судьба их оказалась различна. Зосиме, подозреваемому в склонности к ереси и обвинённому в пьянстве и нерадении о церковных делах, пришлось оставить митрополичий стол «не своей волею». Симон, наоборот, принял активное участие в борьбе с ересью, хотя нередко открыто выступал против деяний Ивана III: «печаловался» об «опальных», протестовал против планов секуляризации церковных земель и др. 290

С именем митрополита Симона связано ещё одно важное событие в церковно-государственных отношениях: он был первым из русских духовных владык, которому в 1495 г. митрополичий жезл вручил сам великий князь. С той поры утверждение глав Русской Церкви стало прерогативой московского великого князя. Как отмечают исследователи, «чин поставления Симона в митрополиты, при котором великий князь вручал поставляемому пастырский жезл, как бы закреплял за великим князем канонические права византийского императора и прежде всего, права инвеституры» 291 . Позднее эти права перешли к русскому царю.

В дальнейшем можно найти немало примеров, когда русские правители, ощущая себя самодержавными, то есть независимыми государями, достаточно вольно обращались с церковными владыками. В 1521 г. по требованию великого князя Василия III с митрополичьего стола был сведён митрополит Варлаам (занимавший кафедру с 1511 г.), отказавшийся развести московского правителя с первой женой. В 1568 г. по приказу царя Ивана IV Васильевича был насильно низложен митрополит Филипп (глава Церкви с 1566 г.), отказавший благословить опричные деяния. В 1586 г. царь Фёдор Иванович отставил от кафедры митрополита Дионисия (бывшего в это роли с 1581 г.), посмевшего обличать царского шурина Бориса Годунова. Более того, даже бояре, дорвавшиеся до самостоятельной власти, начинали вести себя «самодержавно» по отношению к главам русской Церкви: в 1539 г. бояре Шуйские низложили митрополита Даниила (митрополит с 1521 г.), а в 1542 г. отправили на покой неугодного им митрополита Иоасафа (митрополит с 1539 г.). Время правления других духовных владык в XVI столетии было недолгим, они либо сами уходили на покой, как это сделал в 1566 г. не пожелавший оправдывать опричнину митрополит Афанасий (митрополит с 1564 г.), либо, как Кирилл (правил в 1566– 1572 г.) и Антоний (правил в 1572–1581 гг.), не вступали ни в какие конфликты со светской властью, а тихо и мирно оканчивали свои дни в митрополичьем сане (правда, незадолго до кончины Антоний, предчувствуя свою смерть, ушел на покой в монастырь). Лишь митрополит Макарий, своими личностными качествами и практическими делами завоевавший абсолютный духовный авторитет у современников, в том числе и у царя Ивана IV Васильевича, пребывал предстоятелем Русской Церкви почти двадцать лет, с 1542 по 1563 г.

Ещё одна проблема – стремление светской власти реквизировать церковное землевладение и иное церковное имущество. В XV–XVI вв., на фоне мощного духовного подъёма русского общества, а также всплеска апокалиптических настроений, произошло резкое увеличение числа православных храмов и монастырей и, одновременно, начался бурный рост церковного землевладения и другого церковного имущества. Объяснение тому простое: пребывая в напряжённой духовной обстановке, люди, надеясь на «добрый ответ» на скором Страшном суде, массово делали земельные, денежные и имущественные вклады «на помин души» в монастыри и храмы. Вкладчиками, в большинстве своем, были землевладельцы различного состояния и звания, в том числе и члены великокняжеской, позднее, царской семьи, да и сами государи. Как пишет А. И. Алексеев, «состоятельные миряне стремились заручиться молитвами братии о спасении себя и близких, обеспечить постриг в стенах монастырей старым и больным сородичам». Здесь же отмечается, что первым в этом ряду стал Иосифо-Волоцкий монастырь, «уникальной особенностью» которого оказалась «разработка образцовой системы поминания умерших, в которой размер вклада соответствовал характеру поминания» 292 . Но в результате роста церковных земель началось сокращение земельного фонда, предназначенного для решения различных государственных задач, в первую очередь, для материального обеспечения «служилых людей». Именно поэтому уже с конца XV в. светские власти и, прежде всего, великий князь московский Иван III Васильевич попытались провести секуляризацию церковного имущества.

Интересно, что в этом случае великий князь и его окружение использовали в своих интересах внутрицерковную дискуссию, развернувшуюся между преподобными Иосифом Волоцким и Нилом Сорским и их последователями. Приверженец строгого личного аскетизма, преподобный Иосиф решительно выступал за право владения монастырями земельной собственностью 293 . Ведь только обладая собственностью и не заботясь о хлебе насущном, монашество будет увеличиваться и, следовательно, заниматься своим главным делом – нести в народ Слово Божие. Более того, лишь богатая Церковь, по убеждению преподобного Иосифа, способна приобрести в обществе максимум влияния. В то же время, он настаивал на том, чтобы все монастырские богатства направлялись на благотворительность и исполнение иных социальных целей. В своем монастыре Иосиф Волоцкий вел широчайшую благотворительную деятельность.

В свою очередь, преподобный Нил Сорский задачу Церкви по отношению к миру усматривал исключительно в молитвенной заботе о государстве. Считая, что Церковь выше государства (в мистическом, а не в историческом смысле), он выступал за отграничение Церкви от мира, против проникновения Церкви в политику и обогащения монастырей. Бедность, по Нилу Сорскому, – это идеал, связанный с «радикальным нестяжанием»: Церковь должна иметь только самое необходимое. Накопление богатств влечёт за собой «обмирщение» Церкви и, как следствие, упадок престижа монастырей, и, что самое страшное, снижение авторитета православной веры в глазах обычных мирян. Поэтому всякую собственность, не только богатство, он считал противоречащей монашеским обетам и довольно резко выступал против вотчинных прав Церкви, призывая вместо крупных монастырей-землевладельцев создавать небольшие скиты, более пригодные для иноческих подвигов 294 .