Шрифт:
Вновь пожатие плеч. Впрочем, слов не требовалось.
– Ответ совсем простой, Прохор. Не знаю, что было со мною раньше, но сейчас у меня обнаружилась странная способность. Я чувствую людей – страшно им или весело, а главное, говорят ли они правду. Представляете, насколько это важно во время следствия?
Взгляд Карабаева изменился. Знал? Да, знал!..
– Так точно, товарищ майор! Михаил... Один наш бывший сотрудник, говорил, что вы... То есть, старший лейтенант Пустельга, умел по фотографии определять...
– Жив человек или мертв, – кивнул майор. – Теперь поняли? Нельзя было меня к стенке ставить! Просто отшибли память и посадили работать, как какой-то детектор лжи... А заодно и сорвали вам операцию. Вот и все!
– А вы не курили раньше, товарищ старший лейтенант, – вздохнул Карабаев. – И глаза не такие. Другие...
Странно, Прохор уже второй раз упомянул о глазах. Что в них могло измениться?
– Вы сказали о каком-то бывшем сотруднике – Михаиле. Кто он?
– Трое нас в группе было, товарищ майор, – неохотно ответил Прохор. – Вы, я и капитан Ахилло. Пропал он, почти сразу после вас... Эх, товарищ майор, чего они с вами сделали?
На этот раз чернявый говорил искренно, в голосе чувствовались горечь и жалость. Майор покачал головой:
– Выходит, сделали. Голос, глаза... Что еще?
– Да говорите вы совсем по-другому. Будто старше стали лет на десять. И слова у вас какие-то... не такие.
Сказано было не особо ясно, но майор понял. Очевидно, старший лейтенант Пустельга говорил как-то попроще, да и не столь уверенно. Впрочем, чему удивляться, ведь он, майор Павленко, – не последний человек в Ленинградском управлении, к тому же – незаменимый специалист!
– Ладно, Прохор. Постарел – так постарел, что поделаешь... Значит, нас в группе было трое. Не спрашиваю, чем мы занимались...
Намек был ясен, но Карабаев пропустил его мимо ушей.
– С вами, вижу, все в полном порядке.
– Ага, третий «кубарь» кинули...
– А что случилось с капитаном Ахилло? Он, как я понял, не был арестован?
– Не могу знать, товарищ майор! – отчеканил чернявый. – Исчез он. И говорить о нем не велено.
Не требовалось каких-то особых способностей, чтобы понять – Прохор, конечно, знает, но не желает рассказывать. Логично! В конце концов, вся эта история в глазах чернявого могла быть хорошо спланированной провокацией. Оба они служат не в «Красном Кресте»!
– Хорошо. Как мне вас найти?
Майор почему-то думал, что Прохор затруднится с ответом, но старший лейтенант тут же назвал свой адрес – он жил в одном из общежитий Главного управления, – а заодно и служебный телефон. Собственно, почему бы и нет? Скрывать ему нечего – ни от своего подозрительного начальства, ни от любопытных из «лазоревого» стана.
– Может, еще увидимся...
Майор спрятал блокнот, куда записал адрес, и бросил взгляд на Карабаева. Тот казался невозмутимым, но нетрудно было понять, что это – лишь маска. Старший лейтенант еле сдерживался чтобы не заговорить. О чем? Что знал чернявый? Чем занимался он сам, бывший старший лейтенант Главного управления?
– Спасибо, Прохор, – майор протянул руку. – Вы первый, кто мне сумел помочь. По крайней мере, теперь знаю, кем был...
– Да чего там! – чернявый коснулся его ладони, и чуть не вскрикнул: – Рука! У вас рука...
Ах да! Он и забыл об этом. После выхода из больницы майор старался избегать рукопожатий.
– Что, холодная? Извините, Прохор, запамятовал. У меня сейчас обычная температура – 35 и 9. Увы!..
Теперь Прохор вновь смотрел на него с плохо скрытым страхом.
– Вы, это, выздоравливайте, товарищ майор. Чего же врачи – не помогают?
– Обещают помочь.
...Он знал, что на ощупь его рука холодна, как у трупа.
– Ну я пошел, товарищ майор...
Чернявый быстро кивнул, и майор вдруг подумал, что у Прохора такой вид, будто он действительно простился с покойником.
– Погодите, старший лейтенант! Скажите, когда мы вместе служили... Мы... не ссорились?
– Нет, – на губах Карабаева мелькнула грустная улыбка. – Товарищ старший лейтенант Пустельга... Он был... То есть... Извините, товарищ майор!
Карабаев вновь кивнул и быстро пошел обратно, в сторону переулка. Последняя фраза ударила больно: «был»! Для Прохора Карабаева Сергей Пустельга мертв...
Майор отвернулся, бездумно глядя на равнодушную серую гладь реки. Вот он и узнал – даже больше, чем надеялся. Никакой он не Павленко, и напрасно он запоминал свою фамилию, которую и сочинили-то явно второпях. Пустельга Сергей Павлович, бывший работник НКВД, с которым что-то случилось в ноябре прошлого, от рождества Христова 1937 года...
«Не раскисать!» – повторил он, наверное, в тысяча первый раз. В любом случае он жив, не потерял разум, а значит, способен не просто выполнять очередные приказы руководства. Майор вдруг представил, что он входит в Большой Дом на Лубянке, предъявляет удостоверение и направляется прямо... ну, хотя бы в кабинет Николая, то есть народного комиссара внудел Николая Ивановича Ежова. Интересно, что будет в этом случае? Он подумал и понял – ничего. Скорее всего, внимательно изучат удостоверение, попросят немного подождать, перезвонят в НКГБ, а затем отпустят подобру-поздорову. А может, и звонить никуда не станут. К майору Павленко у НКВД нет претензий, а то что он немного похож на сгинувшего врага народа Пустельгу, – невелика беда! В Ленинграде майор много раз заходил в управление НКВД, и никто даже глазом не моргнул, хотя объявления о розыске туда поступали регулярно. Пустельга исчез, остался не помнящий родства Сергей Павленко, незаменимый специалист, живой детектор лжи...