В Сент-Алексе Чиф два года изучал китайский, но там преподавали нанкинский диалект, а стихи были на совершенно непохожем – хунаньском. Слова нехотя, не спеша, всплывали в памяти... Гора Кунлунь, ушедшая в небо, рой нефритовых драконов, сметенных весенним половодьем черепахи... Смысл ускользал.

– Что-нибудь поняли, товарищ Хо?

Человек подошел ближе. Он был высок, широкоплеч и слегка сутул. Немолодое, смуглое лицо казалось бесстрастным, но темные глаза светились дружелюбием. Одет был просто – в старую ватную куртку-даньи, которые носили в этих краях крестьяне. Чиф был одет так же, только его даньи перетягивал ремень, с которого свисала кобура револьвера. Впрочем, он уже не был Чифом – Косухин превратился в Хо Сушина, или просто «товарища Хо».

– Не расстраивайтесь, товарищ Хо, – человек в даньи закурил «Честерфилд» и присел в кресло. – Эти стихи, к сожалению, трудны для понимания. Я написал их в старой традиции – в так называемом жанре «цы», на мотив стихотворения «Няньнуцзяо». Сейчас так писать уже нельзя, но я, к сожалению, человек старого воспитания. Товарищ Лу Синь недаром провозгласил революцию в литературе. Мы – странное государство, товарищ Хо. Странное – и древнее. У нас революция начинается прежде всего в литературе, аграрный вопрос решается во вторую очередь. Товарищу Сталину этого не понять...

Человек в даньи негромко рассмеялся. Мысль о Великом Вожде Всех Времен и Народов его явно позабавила.

– Эти стихи, товарищ Хо, я сочинил после нашей первой встречи. Хотелось написать о вашей планете, о людях с Небес, которые надеются построить социализм среди звезд. Но написал я о горе Кунлунь...

Снова послышался смех. Любитель старинной поэзии плеснул в рюмки джин и пододвинул миску ближе к гостю.

– Вы едите красный перец, товарищ Хо? Каждый революционер должен обязательно есть красный перец! Смотрите, надо класть его не на язык, а ближе к гортани – и глотать...

Чиф попробовал – в рот словно попала горячая головешка. Растерявшись, он глотнул джина и закашлялся.

– Привыкайте, товарищ Хо!.. Я думал, почему написал не о вас, а о горе Кунлунь? Наверное, потому, что Кунлунь – символ всего великого в нашем мире. А наша встреча, товарищ Хо, – великая встреча. Сталин не понял...

На смуглом лице мелькнула улыбка.

– И не поймет... А ведь первая встреча Земли и Неба – это великий поворот. Вы, на Тускуле, боретесь за социализм. Долг нашей партии помочь вам. И не потому, что мы ждем от вас ответной помощи, нет!.. Революция на Земле и революция на Небе – не это ли начало перемены мира?

Человек в даньи помолчал, затем покачал головой:

– Интересно все же, как вы решаете аграрный вопрос? Коллективизацию уже провели?

Это была шутка, но Косухин попытался ответить:

– Мы смотрим на учение Маркса иначе, чем большевики в России. Для нас главное не цитаты, а основная идея: общество без частной собственности и эксплуатации...

По-китайски выходило плохо, но человек в даньи понял:

– Да, товарищ Хо, такой смелости с классиками мы себе позволить еще не можем. Вы – люди Неба, вы смотрите издалека. У нас еще любят цитаты... Товарищ Сталин и его Коминтерн хотят, чтобы мы строили их социализм с лагерями и продразверсткой. Они не правы. Нам не нужна их диктатура – нам нужна социалистическая, новая демократия...

Он прошелся по пещере, затем вернулся к столу, бросил окурок и тут же закурил новую сигарету.

– Впрочем, сейчас важнее ваши дела. Вернее, наши – ведь партии небезразлично, что происходит на Тибете. Вы уже обдумали, что вам надо?

– Да, – заторопился Косухин. – Продовольствие, карты, оружие – и человек тридцать...

– Не больше? – темные глаза блеснули. – Может, вам дать полк? Шучу!.. Вы правы, товарищ Хо, полк там не пройдет. Мы дадим вам лучших бойцов. Я попрошу товарища Пэн Дэхуэя, у него есть кадры еще с времен Великого Похода... Как вас устроили? Нормально?

– Да, спасибо, – кивнул Чиф. – Даже неловко. Мне дают мясо, а бойцы едят чумизу...

– Это ненадолго, товарищ Хо, в походе будет другой рацион. Ну и наконец... Что вам подарить? На память.

Косухин растерялся – он пришел сюда не за подарками.

– Вожди обычно дарят свои сочинения с автографами. Поскольку наш отдел пропаганды уверяет, что я – вождь, то надо следовать этому примеру. Но в поход книгу вы не возьмете, патроны важнее...

Человек в даньи помолчал, вновь усмехнулся.

– В нашей стране другая традиция. Друзьям дарят надписи. Каллиграфия – искусство не менее сложное и прекрасное, чем живопись. Если хотите, я запишу вам на память свое стихотворение. Оно небольшое, но листка вполне хватит, чтобы им разжечь костер...

Он присел к столу и взял кисточку. Лист желтоватой рисовой бумаги начал покрываться столбиками иероглифов.

– Про это стихотворение уже рассказывают легенды, товарищ Хо. Фольклор революции! Недавно наша газета написала, будто несколько бойцов, попавших в окружение, уже готовились к смерти, но, услыхав по радио, как диктор читает эти стихи, воспрянули духом и вырвались из кольца. Это, конечно, сказка. Я запретил читать мои стихи по радио, но, говорят, бойцы действительно переписывают кое-что из моих опусов. Мои статьи, похоже, нравятся им значительно меньше. Вот, прошу... Я прочитаю вслух, медленно, вы поймете. Стихотворение называется «Люпаншань». Я написал его два года назад, когда мы прорывались на север через провинцию Ганьсу...