– Проходите!

Виталий Дмитриевич засуетился, приглашая к столу. Там действительно стоял торт, а рядом с ним – чайник, накрытый полотенцем.

– Пражский? – осведомился зэк, приглядываясь к угощению. Карлик невесело рассмеялся:

– Увы, пражский! В хорошие времена я бы сам приготовил, да такой, что сам шеф-повар «Берлина» позавидовал бы...

Принялись за торт. Виталий Дмитриевич ел жадно. У Сергея почти не было аппетита, да и Сорок Третий явно не был поклонником сладостей.

– Что ж вы не едите? – карлик откинулся на стул и вздохнул. – Знаю! Вы, любезный Юрий Петрович, просто уговорили нашего новенького навестить меня. Ну, спасибо!

...Оказывается, Сорок Третьего звали Юрием Петровичем. Юрий Петрович Сорок Третий...

– Юрий Петрович наверняка вас предупредил, – Тридцать Первый повернулся к Сергею. – Здесь все считают, что лишился ума, после того, как меня бросила супруга. Смешно, правда? Старик, похожий на какое-то чучело... Но ведь я все еще не разучился думать! Почему? Не могу понять...

Он заговорил быстро, так, что Сергея еле различал отдельные слова:

– ...Тридцать лет, тридцать лет мы жили... ни разу по-настоящему... случиться? Почему она меня... может, я чем-то... не навестила меня, не написала?.. почему?.. не говорят мне, не хотят волновать... должен узнать!..

Майор постарался незаметно отвернуться. Виталий Дмитриевич тоже не мог вспомнить прошлое, как Сорок Третий, как и он сам. Что сделали с этим безобидным человечком?

Речь Тридцать Первого стала совсем тихой, неразличимой. Наконец, он затих, глаза закрылись, руки повисли... Зэк чуть заметно дернул щекой и достал папиросы.

– Курите, Сорок Первый! Мы уже ничем не поможем... Сейчас он очнется.

Действительно, не прошло и двух минут, как Виталий Дмитриевич открыл глаза.

– А? – дернулся он. – Кажется, я опять... Извините, товарищи!.. Юрий Петрович, вы говорили вчера, что наш новенький...

– Да, он, кажется, по вашей части.

Карлик вскочил со стула. Пустельга тоже встал, но решительный жест маленькой ручки остановил его:

– Сидите, сидите, Сергей Павлович! Надеюсь, Юрий Петрович все же ошибся. Если ваши с ним случаи сходны, то волноваться нечего. Сама по себе амнезия, конечно, малоприятна...

Не прекращая говорить, Виталий Дмитриевич осторожно взял Сергея за руку, пощупал пульс и замер. Сморщенное лицо дернулось.

– Ох ты!.. Сергей Павлович... любезнейший... Если можно, к свету. Я должен осмотреть глазное яблоко.

Осмотр на этот раз длился долго. Карлик хмурился, вздыхал, а затем кивнул на стул:

– Садитесь! Рассказывайте – и поподробнее.

Слушал он внимательно, время от времени кивая. Затем вздохнул и покрутил головой:

– Несколько вопросов... Только не обижайтесь.

– Ни в коем случае! – Сергей тут же вспомнил психиатра.

– У вас, как я понял, очень плохой аппетит, предпочитаете жидкое и, желательно, теплое. Так?

Майор кивнул. Сейчас должен последовать вопрос о бифштексах.

– Привкус крови во рту ощущали?

– Нет! По-моему... Нет, ни разу.

– А желание... уж, извините... попробовать свежей крови?

Поразил не сам вопрос, а то, что его об этом уже спрашивали. Вот они, бифштексы!

– Нет. Даже кровяной колбасы не ем.

– Ну и хорошо.

Виталий Дмитриевич прошелся по комнате, затем опустился на стул и легко ударил ребром ладошки по дереву:

– Так... Порадовать ничем не могу, Сергей Павлович. Разве что – болезнь ваша проходит в самой легкой форме...

– Какая болезнь? – еле выговорил майор. Значит, правда? Никакой травмы на боевом посту!

– Так называемая болезнь Воронина. Открыта перед самой мировой войной на Среднем Урале. Василий Воронин был молодым земским врачом. Однажды его вызвали в одну глухую деревню... Воронин был умница, сразу понял, что перед ним нечто совершенно неизвестное науке.

Виталий Дмитриевич замолчал, поморщился.

– Василий пропал без вести в 18-м, на юге. К этому времени мы уже выделили вирус. Мне поручили создать состав, в котором возбудитель болезни Воронина мог существовать в течение длительного времени. Дело в том, что в обычных условиях он быстро погибал – и слава Богу... Увы, мне это удалось. Состав назвали ВРТ – это инициалы покойного Воронина. И в том же 18-м я был вызван на Лубянку. Со мной беседовал некто Кедров, заместитель Дзержинского. Меня уверяли, что большевики чрезвычайно заинтересованы в лечении болезни, обещали новую лабораторию, сотрудников... Тогда я был еще в здравом уме, – Виталий Дмитриевич усмехнулся и покачал головой. – Да, я был в здравом уме и решил на следующий же день уничтожить все запасы ВРТ, а заодно и документацию. Увы, Кедров оказался сообразительнее... До 21-го я был в специальном лагере под Псковом...