Тайник Ильи валялся на полу и был пуст, как и углубление в стене, куда он вставлялся.

На всякий случай обшарили с Трофимом всё помещение.

Надо сказать, что мы были не первыми. Вот только тот, кто учинил досмотр, не мог знать, что за пружина, завёрнутая в бумажку, валяется посреди кучи всевозможных, завёрнутых в бумажки или тряпицы, железяк, включая и пружины разного размера и назначения.

На бумажке было нацарапано чем-то острым: «Потоцкий нечистая сила».

В Варшаву вернулись в потёмках и, от греха подальше, поселились в гостинице поближе к центру города. Утром спустился в хозяйскую корчму, где обнаружил Свята в большой компании заглядывающих ему в рот молокососов.

При виде меня брат поперхнулся, взвился над стулом и чуть не переломал мне рёбра, вопя что-то нечленораздельное. Охреневший молодняк подбирал челюсти со стола.

Наконец сцена братской встречи после разлуки закончилась и меня представили окружающим:

– Панове! Мой брат – царевич Савватий.

«Панове» дисциплинированно приветствовали меня, встав со свих мест, и тут оказалось, что некоторые из этих юнцов ранены, и у многих явно трофейное оружие – слишком прилично украшенное и разнокалиберное для строевой части. Оказывается, «юнцы» вовсе даже и не юнцы, а воины, побывавшие в сражениях.

– Моя сотня, – с непонятной гордостью заявил мне Свят. – Сейчас разъедутся по домам. Обрадуют родителей. Подлечатся, кому надо. Покрасуются перед барышнями. А осенью в Берестье – создаю польский отряд в школе сотников. Будем учиться выживать на войне.

Никогда не видел Свята таким … Наседкой. Смотрит на парней влюблёнными глазами. А те ему отвечают взаимностью.

Свят подозвал к себе конопатого блондина с забинтованной рукой и что-то шепнул ему на ухо. Через минуту корчма опустела.

– Ты не представляешь какие ребята. Словно специально собирали. А ведь обычные новобранцы. С азами фехтования знакомы и прилично держатся в седле. А остальное – ноль. И выжить в такой мясорубке? Ни один не выпустил страх наружу. Я сам чуть не обосрался в первом бою. Стыдно вспоминать. А тут …

– Пошли сядем за стол. Там расскажешь.

Корчмарь принял заказ и я приготовился спокойно набить желудок вместе со своими людьми, но Свята уже не возможно было отвлечь от начатого им разговора.

– Знаешь сколько осталось из сотни? Тридцать два человека. И то про четверых нельзя сказать наверняка.

– Ты не слишком тут распоряжаешься? Это тебе не Россия.

– Их всех демобилизовали. Когда увидели, что они наворотили под Калишем. Противник решил, что его атакует польская армия и перешёл к обороне. Пока разбирались что к чему, подоспели прусские части.

– Ты раньше по-другому всё это воспринимал.

– Что ты хочешь от тупого вояки, воображавшего себя великим полководцем? Великие те, у кого, после победы, люди в живых остаются. Этим надо заниматься. Научить убивать гораздо легче.

– Трусов будешь воспитывать.

– Тупой ты, Сова. Ещё тупее, чем я. Я собираюсь воспитывать разумных трусов, которые постоянно ищут решение боевой задачи с минимальными потерями. Для того, чтобы тупо переть на рожон – большого ума не надо. И в том, чтобы сдохнуть раньше противника нет большой чести. Если любишь тех, кто у тебя за спиной.

– Больше на острие атакующего строя стоять не будешь?

– Это почему?

– Неразумный риск.

– Там должен быть лучший. Когда увижу, что кто-то лучше меня, стану ему за спину. Если таких станет много – совсем не полезу. И вообще эта тупая рубка – давно архаика. Кто первый выстрелил – за тем и победа. Кто лучше маневрирует резервами. У кого люди лучше понимают манёвр. Да тут много всего. Я бы давно в армии реформу провёл, да отец не давал. Тебя ведь тоже укорачивал, где мог.

– Теперь, похоже, этому конец.

– Не понял?

– Сведения не проверенные. Доберёмся в Стольный Град – узнаем точно.

– Мне надо Здислава домой доставить. И с Магдой непонятно что.

– Ты в своём уме?! Нас дома ждут.

– Подождут. Во всяком случае, меня. Раньше на свете было несколько человек, за которых я, не задумываясь, отдал бы жизнь. А теперь их больше сорока. Хреновый я наследник престола. Откажусь в твою пользу.

– Да пошел ты! Нашел дурака впрягаться в эту царскую каторгу? Батя спит и видит, как на кого-то спихнёт это «счастье».