До Стольного Града, именуемого в просторечье Столицей, оставался день пути, когда мы остановились на ночлег у почтовой станции, предназначенной и для этих целей. Неподалёку расположилась на привал стрелецкая сотня, что обещало спокойную и безопасную ночь. Пора было переговорить с мамой, но как это сделать, когда кругом столько народу.

Выход нашелся сам собой. Когда все, кроме меня, вышли из повозки, а я в задумчивости продолжала сидеть на своём месте, подошел Гарри и поинтересовался не надо ли мне уединиться. Он готов проследить, чтобы никто мне не помешал за этим занятием. Правда сформулировал он это несколько проще и куда конкретнее.

Ах, ты мой лапупсичек! Ну, конечно же надо! Только не для того, о чем ты, заботливый мой, думаешь.

Закрыла окна и потянулась к мамуле. Та сидела у себя в спальне и о чем-то разговаривала с отцом. Пришлось отстраниться. Где я, она теперь знает. Когда сможет, объявится сама.

Ждать пришлось минут десять.

Любит мамуля работать с зеркалами. И на кой они ей, при её то силе?

– Почему так медленно, Василиса?

Ни «здрасьте» тебе. Ни «доченька». Сразу строить.

– Я не могу оставить этих людей. Устрою и буду в полном твоём распоряжении. Всё равно сейчас мало на что гожусь. Надо наведаться к Крёстной. Проблемы со стабильностью концентрации и нервишки шалят.

– Сколько времени это у тебя займёт?

– Неделю. Вряд ли больше.

– Как возвращаться планируешь?

– Как есть, так и планирую. Не в истинном же облике. Нам ещё скандала не хватало. И лишних вопросов.

– Кем представляться будешь?

– Твоей родственницей.

– Нет у меня родственников. Сирота я. Все давно померли.

– Вот уже радость то для вас, маменька, будет.

– Надо что-то придумать.

– Ничего ты не придумаешь. У нас что истинный, что рабочий облик – как две капли воды. Только ты в блондинку красишься, а я хожу какая есть.

– Ладно. Будешь племянницей. Всё спешка эта. Ничего не готово, не продумано.

– Чего так убиваться. Пригреть родственную душу – дело святое. На мелочи все глаза закроют. И на характер мой ангельский тоже.

– Ладно. Деваться всё равно некуда. Через неделю жду. Как я узнаю, что ты объявилась.

– Зарегистрируюсь, как последняя из рода бояр Щелкановых. Лавр на раз клюнет. И побежит к тебе с докладом. Дальше уже сама решай.

– Договорились.

Облик мамы погас и в повозке стало темно и тихо. А ещё как-то холодно. Неподалёку стоял Гарри, озираясь по сторонам. Умничка! Расцеловала бы. Да беды ты, пупсик, от такого подарка не оберёшься.

– Гарричик-Лапушка, можно снимать охрану. Все свои секретные дела переделала. Ужин сегодня не отменили?

Пробурчав что-то неразборчивое, Гарри старательно помог выйти и предложил руку. Повисла на «брёвнышке» и мы чинно потопали в сторону походной кухни, где уже развернули складной стол, от которого доносились просто изумительные ароматы.

Сидячих мест хватало только для женщин и детей. Мужчины ели стоя.

В самый разгар пиршества, скромно именуемого ужином, объявились соседи в лице явно принявшего дозу спиртного сотника и пары его собутыльников. Бравые стрельцы предложили украсить наше общество своими рожами при условии, что дамы окажут им знаки внимания.

Это было что-то новенькое. В армии за меньшее сносили головы. По глазам Гарри было заметно, что до пошлой дуэли он опускаться не намерен. Перережет глотки и всё.

Надо что-то придумать. Одно дело никому не нужные бандиты, а другое – стрелецкая сотня. Завтра вся столица будет в курсе, что давеча какая-то рыжая ведьма (подробное описание прилагается) околдовала белых и пушистых стрельцов, толкнув на всяческое непотребство.

Явно нарывающийся на скандал сотник, не дождавшись нашей реакции на его выгодное предложение, с криком «ах, вы молчать удумали» выхватил саблю из ножен.

Что-то в этом было неправильное. Не то чтобы смущали остекленевшие глаза упившихся мужчин или вели они себя не так, как положено себя вести в подобном состоянии. Эти хамы вполне натурально демонстрировали потерянную координацию движений и спотыкающуюся о язык речь. Но только …

Вот! Где запах перегара? От них же разить должно …

Додумать не дал сотник, попытавшийся рубануть саблей кого-то из наших мужчин. Потом стертое движение и все три стрельца лежат кучей на земле. Ну, Гарри, ты умеешь удивить!

Через пару минут вся троица, аккуратно увязанная и с кляпами во рту, отдыхала под кустом.

Быстро выпрягли лошадей и обмотали им копыта обрывками запасной одежды (всё равно выбрасывать). Детей и тех, кто не очень уверенно держался в седле, разобрали опытные всадники. Я приманила несчастное животное и заставила повиноваться. Теперь этой кобыле осталось жить чуть дольше, чем надо времени, чтобы доехать до Столицы. Извини милая. У меня просто нет выбора. Не таскать же тебя всю жизнь за собой.