— То есть ты все-таки допускаешь, что она могла взъяриться не на ровном месте?

— Кажется, да. Змеиная кровь! С каждым днем в этой школе я чувствую себя все более нелепо…

— Почему-то мне кажется, что речь сейчас не только о госпоже Неро, — задумчиво качнул головой Барес. — Я что-то еще пропустил?

Аспис бросил задумчивый взгляд в угол, на Кергала, устало вздохнул и обреченно махнул рукой.

— В общем да. Раз уж от моего родительского авторитета и так остались одни воспоминания и видимость, почему бы не сознаться в еще одной собственной проблеме? Все равно скоро всплывет…

— Всплывет что?

— Этот парень — твой брат. По моей крови, — сознался змей с кривоватой ухмылкой. — Смейся-смейся. Я даже не буду говорить, что тут нет ничего смешного, потому что есть. Если бы Келю так не досталось по жизни, я бы тоже повеселился.

— Слушай, па, ты вообще в курсе, что в природе существует много способов избежать подобного? — через полминуты, отсмеявшись наконец, сумел выдавить Барес. — Ну там всякие зелья полезные, недорогие и вроде как простые в изготовлении. А еще сведущие в магии змеи, говорят, умеют контролировать процесс и не позволять…

— Бес, заткнись уже, — беззлобно фыркнул Аспис, поднимаясь из-за стола. — Хватит упражняться в острословии, я и без этого чувствую себя идиотом. Да и не тебе жаловаться на мои похождения.

— Молчу, молчу! — Тот выразительно поднял руки, признавая поражение. — А ты со всеми учениками уже познакомился? Больше у нас тут никаких родственников нет?

От дежурного подзатыльника парень с хохотом увернулся, а отец не стал гоняться за ним дальше.

Удивительно, но после этого разговора ему стало заметно легче. Не в отношении Кергала, а вообще. Змей так и не сумел толком сформулировать, в чем причина, да и не особенно старался, если честно. Наверное, просто приятно было посмеяться, отвлечься от мрачных призраков прошлого и дурных предчувствий, связанных со странной смертью в саду. Или поделиться с кем-то тем, что гложет.

А Кергал… Да, ситуация вышла глупая и достойная попасть в сюжет какой-нибудь пьесы. Да, избитого жизнью змееныша было очень жаль. Да, сейчас Аспис ощущал за него ответственность и полностью брал ее на себя. Досадно, конечно, что судьба не свела их раньше, — может, тогда жизнь этого парня сложилась бы не столь трагически. Однако совесть не мучила целителя: младенца-то ему никто не предъявлял, о беременности случайные любовницы не сообщали, и какой прок сожалеть о том, что ты в принципе не мог изменить?

Баресу же быстро надоест ехидничать, а больше насмехаться и некому. Госпожа змеелов выводит из себя одним своим существованием, и не играет особой роли, что именно она говорит. Фалин слишком осторожен и тактичен. Зарк если и посмеется, то про себя, — они не настолько дружны, а Сверта… Эту бедную девочку Аспис готов был смешить вполне сознательно, хоть на голове для этого стоять, лишь бы улыбалась.

Она оказалась слишком слабой и хрупкой, чтобы выдержать все, что обрушил на ее голову Создатель, и — сломалась. Целители, конечно, сделали все что смогли и даже больше, но эта ее хрупкость и уязвимость никуда не делись. Асписа не связывали с ней никакие кровные узы или близкие отношения, только глубокое чувство жалости. И ответственность целителя за сложного пациента, помноженная на заботу о слабейшем существе, находящемся под его опекой, — ту же, какую мужчина проявлял ко всем ученикам.

Но не об этом всем думал белый змей, пока будил новообретенного сына, заставлял принять человеческий облик и тащил сонного парня в столовую, чтобы накормить нормальным обедом. Мысли его занимала госпожа змеелов. И неожиданный взгляд на нее стороннего наблюдателя.

Ведь, если откинуть пустые эмоции, Барес совершенно прав. Норика очень предметно и очень определенно на него зла. Может, поэтому и сдала — отомстила. Но Аспис и представить не мог, за что? Чем обидел, что сделал не так? Измена действительно подошла бы идеально, но у него-то тогда даже мысли о подобном возникнуть не могло! Он вообще ничего не видел, кроме серых, цвета осеннего неба, глаз. Широко открытых, полных искреннего восторга… а потом — не менее искреннего отвращения.

Могла ли она играть? Лгать и притворяться все это время, пытаясь что-то узнать? Разум твердил — могла и делала. А сердце до последнего не верило. Когда она пришла в камеру, когда наотмашь била словами. И все эти годы, когда казалось — забыл, продолжало глупо надеяться.

Да, он тогда и в мыслях не мог допустить, чтобы обидеть эту женщину, и никакой вины за собой не помнил, как ни старался. Но это же было не только их личное дело, а политическое. Если бы Великий Змеелов узнал, что одна из его учениц посмела спутаться со змеем, он бы точно не оставил это просто так, постарался разрушить — с гарантией, чтобы не допустить повторения.

Почему Аспис даже не подумал о таком варианте, как вмешательство посторонних? Долгая Змея знает, что мог этот старик наговорить — и сделать — Норике тогда! Да, это Аспис ни за что не поверил бы чужим словам, он и своим глазам до последнего не верил. Но то он, а не наивная и искренняя девчонка, которая больше всего жалела, что не может стать артефактором, и совсем не хотела сражаться.

Великий Змеелов очень хорошо умел манипулировать людьми. И при желании… о да, он бы придумал, что и как сказать и показать, чтобы добиться послушания и избежать повторения!