— Ты зачем. Меня. Провоцируешь, змея? — прошелестел над ухом бархатный голос искусителя. Возмутиться или просто ответить не успела — Демьян рывком задрал подол ночнушки, оголяя мои ягодицы. Хозяйски огладил.

— Я? — поперхнулась обидой, и попыталась оттолкнуть Градова, нагло придавившего собой.

— Ты! — охрипло рыкнул, бесцеремонно разводя мои ноги и протискиваясь между.

— Ты… ты… — жалко частила, выискивая достойный ответ, — свое хозяйство для другой прибереги, — выпалила позорно, глупейшей репликой выдавая ревность, обиду и… слабость, и тут же блаженно всхлипнула, когда внушительная эрекция уперлась в мой зад, хоть и была скрыта спортивными штанами.

— Гадина! — источал возбуждение Демьян, распластывая меня сильнее по столу. Я бы возразила, но уже наплевала на гордость и стыд — с садистским удовольствием ощущала дрожащие руки на своих бедрах. Они не гладили — сминали. Не изучали — без деликатности шарились, оставляя послед, который завтра точно посинеет. Но меня не отвращала звериная страсть, не пугал напор — животные ласки неимоверно разжигали либидо, и вскоре тело уже горело от дикого желания более развратно и тесно продолжить эту бесстыжую игру.

Градов шумно пыхтел в загривок, пока его руки дотошно и совершенно беззастенчиво ставили на мне штамп предательства и измены будущему супругу. Мне бы побрыкаться, голос подать, или хотя бы возмутиться… А я, как последняя шлюха, тащилась от боли, такой сладкой и томительной, аж до отвращения к самой себе…

Закрыла глаза, жадно впитывая ощущения. Демьян отодвинул кружево трусиков: затаилась…

— Ты истекаешь как сука… — пальцем скользил по сосредоточению, пульсирующему от желания. Мелькнула разумная мысль обидеться на пошлость и вопиющую гнусность. Ну, или нахамить, ударить, но Градов надавил стратегически важную точку.

— Ах, — предательский стон, а не требование немедленно меня отпустить, слетело с губ. Я забыла кто я и что… Прогнулась, точно мартовская кошка на блядках и в тот же миг получила желаемое — Градов не церемонясь, всадил в меня пальцы.

О, боги! Как же соскучилась по ласкам Демьяна. По жару, напористости, дерзости.

Всхлипывала от каждого толчка умелых пальцев, тая от ощущения близости, тяжести, желания твари.

Похотливые мысли все отчетливее обретали очертания. Греза становилась реальностью. Разнузданная плоть праздновала сокрушительную победу над жалким рассудком.

Прогнулась сильнее — нет, правда, понимала, что надо отбиваться, даже… вероятно, пыталась, да вот только, выходило невнятно и все больше провоцировало наглеца.

А стоны… Как бы не было стыдно признаться, они мало походили на требование меня отпустить. Скорее выдавали, что откровенно получаю удовольствие.

Персональная внутренняя тварь мурчала от удовольствия и предчувствия незабываемого наслаждения. Но подбираясь к пику экстаза, осознала, как низко собиралась пасть.

Никогда бы не поверила в чудо, но Демьян мне этого не позволил — резко оборвал экзекуцию, оставив в кромешном неудовлетворении. Что было хуже — не дополучить, или потребовать и получить удовольствие в полном объеме, а потом пожалеть- еще вопрос.

Чуть не завыла от жалости к себе и своему телу. Зад обожгло звонким шлепком. Если человек во мне — возмутился, то тварь взбеленилась пуще прежнего, даже порывалась обернуться лицом к лицу к Градову, чтобы наброситься с губительными поцелуями…

Стыдно вспомнить, но трусливо ретироваться пришлось, когда Демьян грубо приковал обратно к столешнице и, не позволив опуститься до приставания, в очередной раз осадил:

— Вон пошла!

Для убедительности, точно шавку, мельтешащую под ногами, толкнул прочь. Чуть не упала от негодования и переизбытка чувств, но подчинилась. Позорно капитулировала, вжимая голову в плечи.

«Эх, как же трудно совпадать с похотливо-блудливой сущностью зверя…» — чуть слезу не пустила от жалости к себе.

На неверных ногах бросилась прочь, но на пороге обернулась — Градов уткнулся носом в бесстыжие пальцы, которые творили непотребное с моим телом, а потом еще и… как когда-то мечтал, облизал, с таким бархатным рыком, что была готова вернуться и послушно распластаться на столе опять:

«Меня лизни!»

И лишь везденоссующая внутренняя богиня, непонятно откуда взявшая чопорные манеры, дала солидную затрещину:

«Беги, покуда цела! У его чресл другая госпожа…»

Уже в гардеробной, закрывшись от своих, с досады покрутилась у зеркала и даже набралась наглости и смелости, а, точнее, распутства, и присборила ночнушку, рассматривая крошечный треугольник, форму которого с такой трепетностью поддерживала второй год, если не считать перерывов по уважительной причине.

«Вот дура! Что сказать?!

Нет… Есть у меня оправдание — я одержима!

Интересно, а Елинию Демьян тоже заставляет такую бикини зону делать?»