Шрифт:
Боярин, пав с коня, пронзённого копьём, отбивался от противников, обступивших его со всех сторон, и уже прощался с жизнью… Но вдруг враг, который занёс руку над его головой, рухнул наземь, а в шее его торчала стрела. Второй разбойник пытался удрать, но был настигнут стрелой, поразившей его прямо в сердце. Остальные лихие люди скрылись в лесу…
Боярин Кирилл обернулся и увидел сына своего Стефана с луком в руках. Отрок Варфоломей подошёл к мёртвым телам и с грустью проговорил:
– Господи, прости их, грешных!
Боярин Кирилл, меж тем, сказал Стефану:
– Молодец, сын, ты настоящий воин, я горжусь тобой!
Москва… В 1328 году от Рождества Христова этот город был крохотной деревянной крепостью. Успенский собор – единственное каменное строение в нём, возведённое с благословения митрополита Петра, который заложил в стене храма гробницу, где и был похоронен. Вскоре разнеслись по Руси слухи о чудесах исцеления, происходящих у гроба митрополита Петра, и отныне православные люди стекались отовсюду в город, дабы приложиться к мощам первосвятителя…
Так, Москва стала церковной столицей Руси. А в те далёкие беспокойные времена это значило немало!
Тем временем, боярин Кирилл, оставив семью в посаде на постоялом дворе, явился в Кремль. Он перекрестился на белокаменный Успенский собор, вошёл в дворцовые сени и велел слуге доложить о нём князю. Иван Данилович вскоре принял его. Тогда боярин Кирилл почтительно поклонился и промолвил:
– Приветствую тебя, княже.
– Здравствуй, боярин, – говорил Иван Данилович с покровительственной улыбкой на губах. – Рад видеть тебя в московской стороне. Слово своё княжеское я держу – в Радонеже у тебя будет дом и земля! Коли постараешься, найдёшь себе и работников. Волостелем там ныне Терентий Ртища, добрый муж, – к нему обращайся, коли будет нужда в чём. А сына твоего старшего, ты уж не обессудь, я возьму к себе на службу. Людей у меня мало… Что ж, в пути не было происшествий?
– Княже, напали на нас лихие люди на севере твоих владений… Насилу отбились мы от них! – с горечью вспоминал боярин Кирилл.
– Ведомо мне, – нахмурился Иван Данилович, – что места те неспокойные! Посылал туда воевод с дружинами, приводили они воров-разбойников, судили мы их по Правде… Да, видать, не всех выловили! Как же вы отбились?
– Сын мой старший Стефан стрелял в них из лука, – не без гордости промолвил боярин Кирилл.
– Видать, славный воин, – одобрительно кивнул Иван Данилович, – мне таковые надобны! Что ж, порядили мы с тобой, боярин?
– Порядили, княже, – улыбнулся боярин Кирилл. Хотел он поведать Ивану Даниловичу, что творят наместники московские в его родном Ростове, и… передумал.
Между тем, волостель Терентий Ртища позаботился о доме для боярина Кирилла и его семьи. По древнему обычаю всем селом рубили избу и ставили печь.
– Милости просим, боярин, – говорил Терентий, встречая Кирилла, – покамест не хоромы, но жить можно. Перезимуете, а летом поставите клеть, сени, баню, амбары, обзаведётесь хозяйством. Люди у нас добрые, помогут, коли что понадобится!
– И дрова нарублены, – улыбнулась боярыня Мария, заходя в избу. – Оказывается, гостеприимна земля московская…
– Да. Зело! – усмехнулся боярин Кирилл, вспоминая путь из Ростова.
Не приметил боярин Кирилл, как прожил жизнь свою. Кажется, будто еще вчера первенец его Стефан родился. Вот, принимает он младенца из рук бабки-повитухи, кладёт в колыбельку и восклицает: «Сын мой!» А меж тем Стефан уж поступил на службу к московскому князю, женился, живёт в городе, у него появились свои дети. Седина осеребрила главу боярина Кирилла, морщины покрыли лицо и руки его, а силы уже не те, что прежде. Слабеет воевода день ото дня, – всё труднее вставать ему с печи – усталость валит с ног.
– Ох, – сокрушается он, – что оставлю я после себя детям своим? Прежде были сёла и веси в отчине, ныне – почти ничего…
Отрок Варфоломей жил с родителями, дабы скрасить дни их старости, и лелеял мечты об уединении…
В былые времена у боярина Кирилла трудились крестьяне, пришедшие из тверской земли в поисках лучшей доли. Тогда Терентий Ртища, исполняя княжью волю, объявил о льготах в селе Радонеже для пришельцев, и – народ повалил в необжитые глухие края.
Первые пять лет крестьяне были освобождены от податей княжеских, а платили только оброк хозяину земли. Боярин Кирилл исправно получал жито от своих крестьян, а в Москве его зерно продавал знакомый купец. Семья боярская ни в чём нужды не имела. Но лишь прошёл льготный срок, как крестьяне испытали на своих плечах всю тяжесть княжеской руки. Даньщики стали требовать уплаты сугубой 35 подати. А в тот год засуха была, – жито не уродилось. Крестьянам же надобно было и семьи кормить, и подати платить. А чем?
35
Сугубый – двойной (прим. авт.).
– Коли отдадим последнее, умрём зимой голодною смертью! – говорил на сходе староста. – Братцы, что ж делать будем?
– Идём к Терентию Ртище, – крикнули в толпе. – Он мужик хороший. Он ведает наши нужды!
Крестьяне двинулись ко двору волостеля. Ртища, завидев толпу, испугался, вскочил на коня и бежал прямиком в Москву. Он пал в ноги князю и молвил такие слова:
– Крестьяне в селе Радонеж подняли мятеж. Не желают они платить дани и подати!
Услышав это, Иван Калита осерчал и послал в Радонеж воеводу с дружиной, дабы водворить порядок на своей земле.