Аркаша отпустил Дарью и поклонился государыне в пояс:

– Щедра твоя царская милость, государыня – лучше б, право слово, казнила. Но не щедрее она моей вундеркиндовой благодарности. Вверяю тебе, государыня, на время моего отпуска, жену мою, Дарью, в полное твоё пользование, владение и распоряжение.

– Принимается, – обрадовалась государыня, – за женой твоей будем приглядывать и обучать её хорошим манерам и…

– Они у меня и так хорошие, – прервала императрицу Дарья.

– Ну, если хорошие, – ласково сказала государыня, – тогда будем учить тебя, как ублажать супруга, когда он к нам вернётся: с победой, облечённой в историю.

– Прощай же, государыня, – молвил Аркаша. – Прощай и ты, жена моя, Дарья.

Тут Аркаша попытался поцеловать Дарью в щёчку, но получил от неё жестокий щелбан по носу.

– Прощайте же и вы, люди добрые, – попрощался Аркаша, потирая нос, со всеми свидетелями своего брачного торжества.

– Ну что ж, Аркаша, – ласково заключила государыня, – прощаться ты умеешь, мы это поняли. Теперь бери коня – да в путь.

В Москве Аркаша остановился только на одну ночь. Отвергнув любезно предложенных ему девочек, шулеров и цыган, он попросил свести его к месту, где случаются – время от времени – казни.

– Казни? Да везде, – отвечали Аркаше. – Надобно тебе – и прям здесь казнят. Но ежели хочешь, чтоб культурно всё было, тогда пошли.

И Аркашу привели на болото 3 . Собственно, только обострённое чутьё вундеркинда и позволяло провидеть, как плескалась и пенилась здесь когда-то болотная крутая волна. И то же обострённое чутьё подсказало Аркаше, что место это может стать или площадью его триумфа, или пятачком позора.

Через пару дней Аркаша въехал в Переславль-Рязанский 4 . За мостом через Трубеж толпа глазела на десяток виселиц, каждая из которых, правда, была уже занята.

«Покойники-то – самое оно, несвеженькие», – думал Аркаша, пропихиваясь к ним поближе. И не было предела Аркашиному разочарованию, когда он увидел, что вся земля под висящими обладателями пеньковых верёвок была уже ископана неведомым землекопом.

– Кто висит? – спросил Аркаша у ближайшего человека.

– Смутьяны, к Пугачу бежать призывали, – отвечал человек.

За дальнейшими разъяснениями Аркаша направился в Кремль, где жил и вкалывал воевода.

– Они изволят откушивать, – сказали Аркаше в приёмной. – Как прикажете доложить?

– Доложи просто: фаворит Её Императорского Величества, он же вундеркинд земли русской.

Через момент к Аркаше выбежал, конечно, толстый и, конечно, гладковыбритый хозяин земли рязанской.

– Это ты мандрагору 5 искал? – спросил с досадой Аркаша.

– Чего-с? – не разобрал воевода.

– Так, ничего, проехали. Ну, давай знакомиться. Меня тебе уже представили, теперь давай представим тебя мне.

– Воевода я, тутошний. Кавалер…

– Ну что ж, тутошний воевода, – прервал его Аркаша, – пойдём к тебе, отобедаем.

Навстречу Аркаше с почтительными ужимками уже спешили полицмейстер, пристав, смотритель училищ…

– Ну, как служите государыне? Хорошо или так себе? – спросил их Аркаша строго.

– Хорошо служим, хорошо, – раздались голоса. – Щас допьём, доедим и пойдём свой долг служить – народцем править.

– Я слышу речи патриотов – не нытиков, – сказал Аркаша то ли в шутку, то ли всерьёз – это уж кто как его понял. – Пока живут вам подобные богатыри земли русской: чиновники, полицейские, смотрители, служители культа – живёт и держава Российская, и я за неё спокоен.

Долго ли ехал Аркаша, коротко ли ехал – увидел он наконец неразорённую деревеньку.

– Эй, барин, туда не езжай: Пугач по башке даст, совсем плохой станешь! – крикнул ему сидящий под кустом черемис 6 .

– Я тебе дам – плохой! – возмущённо крикнул Аркаша, пытаясь достать черемиса плёткой.

В центре деревни в большой луже возлежала свинья. Свинье было хорошо – об этом говорили её закрытые для мира глаза и вытянутое в сладкой истоме тело. Аркаша спешился.

– Ну что, свинтус, – обратился Аркаша к свинье, – обломать тебе, свинтус, малину?

В ответ свинья промолчала.

– То-то же, – удовлетворённо сказал Аркаша и приготовился вновь вскочить в седло, но был остановлен мужичонкой с наружностью сколь отталкивающей, столько же и приятной.

– Барин, барин, подь же со мной, – говорил мужичонка, заманивая Аркашу в избу.

– Кто таков? – строго спросил Аркаша.

– Егорка я, Белладоннин сын, – представился мужичонка. – И мы тут все в деревне Белладоннины, а вон и сынок мой, Сенька по кличке Мерзкий – и тоже Белледоннин, – Егорка указал на омерзительно грязного пацана в отцовском, вероятно, картузе.