Парень старался пропустить мимо себя каждую секунду пребывания рядом с Префектурой. Пройдена парковка, пройден суровый контроль, который не хотел пускать чужака без письменного одобрения Ярвинен, пройдены коридоры, ведущие в судебную часть здания. В ней появились строгие и неподкупные звери в формах и погонах, на которых гордо блестели звёзды и полосы. Каждый приветствовал Мишель как начальника, как высшую инстанцию с кнутом в одной руке, и с пряником – в другой.

Её кабинет расположился в конце длинного коридора, наполненного отвращением к любому проявлению анархии. На тяжёлой деревянной двери гордо висела табличка с полным именем Ярвинен. Открыв проход в одно из самых святых мест Префектуры, Мишель сперва пропустила вперёд гостя, а уж потом, переглянувшись и обменявшись фразой со своим подчинённым, стоящим неподалёку, прошла сама.

Наполненный светом кабинет на пару мгновений заставил душу Хегли выпрыгнуть из тела и перенестись в пустоту. Это место не было наполнено отвращением к Пустыне или «Грозе», но само ощущение присутствия больно окликалось в голове.

Фланнаган стоял у входа, испуганно оглядывал каждый сантиметр. Для обер-прокурора кабинет был небольшим, даже маленьким: в него вместился крепкий двухъярусный стол бежевого оттенка, обставленный необходимыми органайзерами и заваленный горами бумаги и папками с делами, полный книгами шкаф схожего со столом цветом, на котором стояла парочка округлых кактусов. Сквозь жалюзи пытались найти себе продолжение солнечные лучи, аккуратно упавшие на ламинат. Хегли сразу приметил вешалку, как оружие в случае нападения Ярвинен – он понимал, что из Префектуры ему не удастся сбежать при любом раскладе, но всё равно мысленно прикидывал вес держателя вещей. У стены рядом со столом висела карта города, такая же, как и в одной из точек. В воздухе витал игривый аромат цитрусов, исходящий от плетёной корзины с фруктами за дверью. Длинный чуть потёртый диван располагался за шкафом.

– Проходи, чувствуй себя, как дома, – сказала Мишель и провела Хегли к дивану. Парень осторожно присел, повторно оглядев весь кабинет. – Это и есть самое безопасное место Центра.

– Я как-то не чувствую себя безопасным, – задумчиво отозвался Фланнаган и сразу же пожалел о том, что не зашил себе рот перед входом в здание. Он пытался сделать спокойнейший вид, на всякий случай закрыл глаза.

– Почему?

– Потому что… – пытавшийся найти оправдание импала сделал глубокий вдох, как экстренную паузу в период крайней необходимости, – я пару раз нарушал закон. Ничего серьёзного, конечно, – ему пришлось оправдываться за свои слова, – но всё равно… понимаешь?

– Нет, не понимаю. Я никогда не нарушала.

Мишель присела на своё рабочее место и, положив руку на стол, развернулась к парню. У неё был опечаленный взгляд, которым она старалась поднять веки антилопы.

– И что же ты делал?

– Бензин сливал с машин во дворе и колёса скручивал.

– Не делай так больше, пожалуйста. Я хоть и не занимаюсь такими мелкими делами, но, знай, лично отобью у тебя желание возвращаться к нарушениям закона.

– Не волнуйся так, – отмахнулся парень, стараясь доиграть роль до конца. – Это было очень давно и даже не в этой стране.

Девушка пересела с кресла на диван, отчего Хегли открыл глаза и немного отодвинулся от пересевшего зверя. Ему предстояло открыть их максимально широко, когда Ярвинен легла на спину и опустила голову на мягкий подлокотник.

Ничего не сказав, Мишель медленно закрыла слезящиеся глаза. Она словно впала в транс, не двигалась, дышала тихо и незаметно.

– Тебе плохо? – боязливо спросил импала

– Да, – кратко ответив, девушка клацнула зубами.

– Мне позвать кого-нибудь? У вас есть врач?

– Нет, не нужно никого звать. Просто поговори со мной.

– Ну, хорошо. О чём будем говорить?

– Мы, скорее всего, будем молчать. Потому что я не могу выбрать тему для разговора, а ты в третий раз скажешь, что в тебе нет инициативности.

– Если тебя что-то тревожит, просто выговорись. Знаю, у тебя на душе сейчас горечь от утраты, но не нужно нести её в себе. На то ведь и есть другие звери, чтобы говорить.

– Меня многое тревожит, – сказала Мишель и нервно сглотнула. – В Бродбю мы провели два года, и все остались живы. А здесь всего две недели – наше количество уменьшилось.

Разумеется, смерть сослуживца безжалостно разрывала душу девушки. Ярвинен никогда до этого не чувствовала настолько высокий напор в груди, в глазах, которые истекали слезами, никогда её разум не пленила орда вечного негатива, отсыпавшегося в глубинах.

– Если честно, мы с ним много конфликтовали, почти что враждовали. Он был недоволен, что им управляла самка, любил делать по-своему, не по установке, и некоторые наши планы срывались из-за него. Я не могла на него повлиять, а постоянно звать Иеронима, чтобы тот утихомирил моего подчинённого, не хотелось. И в очередной раз, когда он всё испортил, я в сердцах сказала ему, что не буду плакать на его похоронах… А теперь…

Мишель, закрыв мордочку руками, присела на край дивана. От неё исходили всхлипы, вздрагивания, прерывистое дыхание, которые подтверждали полное падение огромной каменной стены стойкости обер-прокурора.

– В жизни всякое бывает, – сказал антилопа и положил ладонь на плечо девушки. – Есть место и для грусти, и для злости. Не вечно же веселиться.

– Я п-поним-маю. Н-но… – не смогла договорить тигрица, окончательно разревевшись.

– У вас опасная работа. Он… не знаю имени… знал, что его ждёт впереди. И раз он не отступил, значит, решил рискнуть своей жизнью. Тем более ты говоришь, что он подставлял всех. А если бы кто-нибудь другой умер по его вине? – разгорячился антилопа, которому о чувстве утраты было известно всё. – Это ужасно, нет сомнений. И никакие мои слова никогда не сгладят твою печаль. Но просто помни, что он умер героем, который выполнял своё задание. Для любого бойца это очень важно.