– Чего осматриваться? Я эти места отлично знаю. Деревня за холмом.

– Она никуда не денется. А вот римские патрули могли появиться. Не хотелось бы наткнуться на них раньше времени.

Рувим удивленно смотрел на него. Юноша только руками развел.

– Они ведь понимают: не базарного воришку стерегут, наверняка готовы ко всему.

Хевронец презрительно хмыкнул и хотел идти дальше. Иуда не тронулся с места.

– Рувим! Недооценивать противника – заведомый проигрыш.

– Зато ты их переоцениваешь. Мы делаем богоугодное дело, Всевышний поможет нам против нечестивцев.

– Не слишком ли много забот ты сваливаешь на плечи Господа? – усмехнулся Иуда. – Своего ума совсем не требуется?

– Но мы уже все решили.

– Планы почти всегда идеальны, только они очень редко исполняются. А все потому, что люди излишне самонадеянны.

– Ты мне нотации читаешь? – вскинулся Рувим, надвигаясь на юношу.

– Ох! Какие мы грозные! Весь дрожу! – насмешливо ответил Иуда, подходя к нему. – Ладно, хватит, – он резко переменил тон. – У нас много работы.

Иуда начал подниматься на холм, стараясь ступать как можно тише. Рувим сплюнул в досаде и поспешил за ним. «Проклятый выскочка! Меньше года в братстве, а гонору!» – злобно пробормотал он. На вершине Иуда внимательно осмотрелся. Внизу лежала Кана25 – невообразимое скопище домов, сараев, хлевов с древним колодцем посередине. Селение казалось мирно спящим, но что-то было не так – как-то особенно злобно и отчаянно лаяли собаки, присутствовали другие, с такого расстояния непонятные, но непривычные звуки.

– Ну, что скажешь? – обратился Иуда к спутнику.

– Вроде, все спокойно.

– Да? А почему собаки лают, не переставая? Нас учуять не могли – ветер в нашу сторону. Что-то не в порядке.

– Слушай, испугался – так и скажи! – взорвался Рувим. – Хватит уже чушь городить!

– Дурак! – не сдержался Иуда. – Я стараюсь, как лучше, а ты все дело готов испортить! Своя голова не дорога – о других подумай.

– Ах ты, щенок! – Рувим схватился за нож. – Да что ты о себе вообразил! Образованный нашелся! Я тебя проучу!

Вместо ответа юноша бросился на землю и увлек спутника за собой.

– Ты что?!

– Смотри! – Иуда указывал куда-то вниз.

Хевронец взглянул и увидел далекий огонек, яркий среди ночной темноты.

– Огонь, ну и что? – возмущенно спросил он.

– Тише! Это огонь не в доме. Костер.

– Да что из этого?

– Подумай, кому понадобилось посреди деревни ночью раскладывать костер.

– Мало ли… Чего ты разволновался?

– Проклятье! Далеко! Не разобрать, – юноша напряженно вглядывался во мрак.

Рувим шумно вздохнул. «И из-за чего сыр-бор!» – пробормотал он.

Миновав очередное облако, луна засеребрилась в небесах, скудно освещая долину. Иуда отпрянул и сильнее вжался в землю.

– Что там?

– Я готов поклясться, это отблески на доспехах легионеров. Посмотри сам.

Не переставая ворчать, Рувим снова взглянул вниз.

– Как ты что-то видишь в такой темноте?

– Вижу. Я уверен, это римляне развели костер – какой иудей по своей воле впустит их в дом, а ночь холодная.

– Это точно, – согласился старший, зябко съежившись. – Я бы тоже не прочь согреться.

– Судя по игре света, их там человек десять. Это только те, которых мы видим, – продолжал юноша, не обратив внимания на его слова. – Что будем делать?

Рувим задумался.

– Во всяком случае, здесь торчать смысла нет, – ответил он после паузы. – Надо спуститься и затаиться до рассвета где-нибудь с другой стороны холма. А на заре осмотримся еще раз и тогда разберемся.

– Ладно. Только надо перехватить Товию и Симона, чтобы они не сунулись в деревню.

– Давай спустимся, и я пойду встречу их.

– Почему ты?

– Я лучше знаю эти места.

Иуда только усмехнулся и начал спускаться с холма.

Луна неторопливо ушла с небосклона. Иуда и трое его товарищей сидели в маленькой расселине, образованной двумя выступами породы, кое-как заслонявшими от пронзительного ветра. Мужчины спали. Расслабленно откинувшись на большой валун, юноша отрешенно разглядывал восточный край неба, где едва разгоралась заря. Восход занимался трудно, но его краски были яркими и грозными, как обычно в месяце шват26.

С первыми лучами солнца пришел рассветный холод. Но Иуда улыбнулся новому дню, не обращая внимания на то, как стынет тело под легкой одеждой. За девять месяцев он успел привыкнуть к такой жизни: опасностям, каждодневным тренировкам, единственному, уже порядком обветшавшему хитону, ночному холоду, долгим переходам. Прежние привычки к дорогим вещам, хорошему вину, длительным неспешным беседам почти забылись. Он был доволен, ощущал свою ценность, его хвалили старейшины и старшие товарищи, доверяли серьезные дела. Новая жизнь была наполнена смыслом и делом.