Сегодня Скиния казалась необыкновенно легкой, воздушной, в то же время величественной, грозной. Юноша замер в восхищении. Даже храмовые торговцы сегодня кричали не так громко, как обычно, словно утомились или разомлели на жаре.

Но стоило ему войти во Двор Язычников, впечатление рассеялось. В ноздри ударил запах грязи, крови и горящей плоти многочисленных жертв, уши оглушили предсмертные вопли и хрипы забиваемых животных, зазывно, неистово кричали менялы и торговцы.

Иуда остановился, оглядываясь: вот Двор Женщин, отделенный от него четырнадцатью ступенями, где безмолвные и недвижные несколько женских фигурок томились в ожидании, вот покои назореев24 и притвор прокаженных, а там, выше, через пятнадцать полукруглых ступеней, Двор Израильтян, где мужчины с обреченными животными и птицами стоят и ждут своей очереди.

Осмотревшись, юноша решительно повернул назад. Не миновать запретного Двора Священников, не добраться до Святая Святых – комнаты, полной пустоты, недоступной дневному свету, где, по утверждениям левитов обитает сам Яхве. А здесь… Разве возможен в этом приюте смерти разговор с Богом?

Иуда вышел обратно на площадь, вздохнул и направился к Яффским воротам.

В таверне Симона была обычная суета. Человек пять – шесть посетителей, жаркое пламя очага, звяканье посуды. Трактирщик расплылся в довольной улыбке, увидев его, но, внимательно взглянув в лицо, понимающе кивнул и молча проводил во внутреннюю комнату.

Иуда сидел за столом, обхватив голову руками. Перед ним томилась нетронутая чаша вина, рядом стыло, наполняя каморку ароматом приправ, блюдо с мясом. Ему было плохо, почти физически. Хотелось с кем-то поговорить, излить душу. Но что он мог сказать? Любой священник сочтет его исповедь греховным вольнодумством, человек вроде Симона – блажью богатого избалованного мальчишки, а всякий из его круга просто решит, что он сошел с ума.

Иуда схватил чашу и залпом осушил ее, налил еще, но пить не стал, отстранил от себя кувшин и блюдо, уронил голову на ладони и глубоко задумался.

К действительности он вернулся только тогда, когда его осторожно тронули за плечо. Он резко обернулся и увидел Киренеянина.

– Прости, что помешал, но на улице какой-то человек спрашивает о тебе.

– Какой человек?

– Не знаю. Я его никогда раньше не видел. Но он назвал твое полное имя.

– Мое имя! Как он выглядит?

– Молодой, года на три-четыре старше тебя. Худощавый, маленький. Одет бедно, по выговору галилеянин.

– О! Веди его сюда и не задавай вопросов. Еще одну чашу и хлеба.

– Хорошо, все будет исполнено.

Хозяин исчез и скоро вернулся в сопровождении Товии.

– Наконец-то я нашел тебя! – воскликнул галилеянин еще с порога.

– Я догадался, что это ты. Присядь. Отметим нашу новую встречу. Симон, чашу!

– Одно мгновение.

Киренеянин устремился, было к выходу, гость остановил его.

– Не надо. Я не пью вина. Если можно, воды.

– Однако! Уж не опасаешься ли ты, что я подсыплю яда? – рассмеялся Иуда. – Как хочешь. Симон, принеси воды. Мясо тоже не станешь? Я заказывал для себя. Ешь, я все равно не голоден.

– Ты злопамятный – почти месяц прошел, а все никак не забудешь мои слова. Но все равно спасибо! – Товия с жадностью набросился на еду.

Иуда внимательно рассматривал его.

– По-моему, ты не балуешь себя трапезами, – с усмешкой заметил он после паузы. – Как ты меня нашел?

– Я знал твое имя, ты сказал, что любишь харчевню в этом квартале.

– Верно. Но зачем тебе это понадобилось? Ты рисковал, возвращаясь в город.

– Я хотел поговорить с тобой. Где мы можем сделать это без лишних ушей?

– Да прямо здесь.

– Но…

– Положись на меня. Симон!

Хозяин возник почти мгновенно.

– К твоим услугам.

– Я хочу, чтобы нашу беседу не слышала ни одна живая душа, включая тебя. Понял?

– Да, конечно.

– Тогда действуй.

– Все будет сделано, не беспокойся.

– Я не сомневаюсь, – усмехнулся Иуда, жестом отпуская его.

Хозяин исчез. Затворился полотняный полог, послышались гневные раскаты его голоса, топот ног. Когда шум утих, Иуда обернулся к Товии.

– Все сделано, как ты хотел. Нас никто не услышит, можешь говорить спокойно.

Галилеянин молчал, пристально рассматривая его. Иуда ждал. Пауза затянулась.

– И все же? – нарушил молчание Иуда. – Что ты хотел сказать?

– Многое. Но сначала замечу: я уже убедился, на тебя можно положиться, поэтому смело вверяю тебе свою судьбу.

Глаза юноши сверкнули, он не ответил, лишь налил себе воды и начал пить ее маленьким глотками, не сводя с собеседника пристального взгляда.