От этого уже даже не тряслись руки… От этого ходила ходуном вся душа.

— Пауль… — Сальвадор запнулась, пытаясь нашарить «под ногами» хоть что-то. Ничего. Она даже не находила, как ей ответить ему, чтобы это было хотя бы достойно.

— Все не сейчас, — Пауль дернул плечом, намекая, что ему пора, и все-таки заставил её отпустить его руку. Шагнул к барьеру, толкнулся в него ладонью, прошел сквозь — его пропустила магия.

Обернулся и уже сквозь голубоватую перелену глянул прямо в глаза Сальвадор. А ведь на Мун он смотрел иначе…

— Ужасно жаль, что я могу дать тебе так мало, сердце мое. Я дал бы и больше. Если бы мог — отдал бы все.

Он бредил. Бредил и сам верил в истинность своих слов.

Он давал мало?

Он?

Тот, кто готов был отдать все, и даже жизнь принести в жертву ради её свободы?

Он ведь был смертен. Все еще…

Для неё — не было таких границ, лишь те, которых хочется избежать, следуя собственной гордости, она не потеряла бы ничего такого, аналогичного его жертве.

Пауль шагал к Фарею, и Сальвадор необдуманно шагнула вслед за ним. Не было сил расставаться с ним снова. Но вот её барьер удержал, оказавшись удивительно твердым.

— Са-а-алли, — тягуче шепнул Ворон, возникая за её спиной, и Сальвадор инстинктивно сжала пальцы, пряча лотос от его взгляда.

Впрочем — он ведь о цветке знал. Не мог не знать. Но показывать Эльясу такое — это было все равно, что пригласить этого ублюдка понаблюдать за первой брачной ночью.

— Ты пришла полюбоваться на то, как глупо сейчас твой драгоценный покончит с собой? — тем временем, будто и не замечая лотоса, склонившись к уху Сальвадор, пришептывал Эльяс. — Ты же не собираешься ему мешать, а, негодница?

Он будто ощущал направление её мыслей. Вообще-то она собиралась… Но не говорить же об этом вслух!

У Эльяса была такая самоуверенная улыбочка… Он будто в уме уже доиграл партию и наслаждался собственной победой.

— Ты ведь не имеешь права отказываться от благословения, — усмехнулась Сальвадор, возвращаясь взглядом к Паулю, касавшемуся плеча с отпечатком крыла Ворона, — слово бога нерушимо.

— Кто же с меня спросит? — фыркнул Эльяс, а Пауль дернулся головой в сторону магического барьера, будто не понимал чего-то.

— Кажется, в нашем договоре было что-то про то, что я имею право вершить суд над бесчестьем в моих землях, — губы улыбались все злее, — по закону богов, я должна предупредить тебя об этом. Ведь твой промысел — божий. Я — правосудие этих песков. И ты ведь знаешь, что сильнее правосудия нет ничего? Таковы слова Шии-Ра, определяющие мою силу.

Ей показалось, или Эльяс скрипнул зубами, будто именно последние её слова как-то его задели.

— С каких пор ты разбираешь дела мужчин? — тем не менее небрежно бросил Ворон, а Пауль тем временем, не мудрствуя особо, рванул клинок из ножен. — Эффинец ведь мужчина, или я чего-то не знаю?

— Не помню, чтоб в моей клятве Шии-Ра было подобное ограничение, — сладко улыбнулась Сальвадор, — я забочусь о тех, кому это необходимо. Если бог нарушает клятву, я могу его покарать. Так что?

Гулко грохнуло — это взвыл свободный и набравший силу Фарей, призывавший мощь пустынной бури. Саллад совершенно не поскупился, наделяя эту тварь магическими способностями.

Ну же, Пауль, давай, один удар клинком, лишенным силы благословения, и она получит право вмешаться. Получит право вогнать кинжал судьбы в сердце Эльяса, а потом — уже без необходимости следовать глупым правилам пари, бросится к этому несносному герою на выручку.

Пауль, сшибленный с ног ударившей рядом с ним молнией, увернулся от полосы пламени, вырвавшейся из пасти Фарея, и вскочил, снова вступая в бой. У него не было силы благословения, но была безбашенная самонадеянность и верное искусство. Он знал Фарея, он помнил, как сражался с ним в прошлый раз, и что тогда сработало. Поэтому и бросился к тяжелым огромным лапам, одновременно сокращая расстояние между собой и шайтановой тварью, лишая Фарея возможности пользоваться огнем или молниями, и подбираясь к уязвимым местам. Подобрался, замахнулся, и…

Эльяс склонил голову набок. Почему-то Сальвадор это ощутила — видимо потому, что была напряжена как струна, ожидая уже, наконец, повода положить конец этому произволу. А может — этому поспособствовала волна магии, которую из-за вопиющей близости Ворона Сальвадор не могла не ощутить.

Там — за магическим барьером, за плечами Пауля вдруг плеснулась пара черных крыльев, вспыхнул ярким лиловым пламенем клинок, да и в силе он, кажется, прибавил. По-крайней мере, от удара клинком Фарей взвыл так, что стало ясно — шкура пробита очень глубоко. Пес отпрянул, пятясь от врага, вдруг ставшему опасным.