– А вот это шуму не наделает, - сказал он.
– Никакого шуму.

Но наклонился и заткнул нож за голенище.

– Правда, кое-что я все-таки сделаю, - сказал он, выпрямившись. Выбью дерьмо из этой бабы.

И повернулся, будто намереваясь уйти, будто все кончилось.

– Но она...
– заговорил Адам, шагнув вслед за мужчиной.

Человек остановился и оглянулся.

– Я знаю, это её проделки, - сказал он.
– Понял, едва дотронулся до этого кольта. Я же сам его и принес. Это она тебе его дала, точно.

– Но она...

– Не зарядила его, да?
– закончил за него мужчина. Помолчал.
– Все равно выбью из неё дерьмо.

– Пожалуйста, - сказал Адам.
– Она его не зарядила. Она не хотела, чтобы с вами что-нибудь случилось. Она заставила меня пообещать, что я вам заплачу. Это просто потому что...

– Потому что она лезет в мои дела, - угрюмо сказал он.

– Пожалуйста, - проговорил Адам, умоляюще протягивая к нему руку. Это просто потому что... потому что мы поговорили. Под дубом. Где она ставит фиалки. Где...

– Да будь ты проклят!
– взревел мужчина.
– Хочешь, чтобы я отстрелил-таки твою поганую башку, сукин ты сын?

Карабин оказался у него в руке. Но опустился.

– Черт, - сказал он.
– Как все надоело.

И снова отвернулся.

– Вы не станете этого делать?
– спросил Адам.

– Хоть живи, хоть сдохни, мне-то что, - мрачно сказал человек.
– Южане все равно тебе глотку перережут.

– С ней... со своей женой...
– начал Адам и замолчал. Потом: - Я имел в виду - с ней вы ничего не сделаете?

Человек, казалось, не слышал.

– С ней-то?
– наконец повторил он, но обращался не к Адаму.
– С ней, повторил он, поднимая лицо.
– Да-а, было времечко, когда я много чего с ней делал. Как мужик.

На миг он погрузился в размышления, потом снова поднял голову.

– Семь лет, - сказал он.
– Почти семь лет.

Он снова помолчал.

– Толстуха, - сказал он.
– Раньше она была толстая. Да-а, - сказал он.
– А уж как ей это нравилось.

Внезапно он выпрямился. Сплюнул в темноте и припечатал ногой то место, куда предположительно приземлился плевок.

– Но это раньше. Сейчас нет.

И отвернулся.

– Пожалуйста...
– начал Адам.

Человек оглянулся.

– Слушай, мистер, - сказал он.
– Пока я доберусь до дому, я даже не вспомню, что собирался выбить из неё дерьмо. Все забывается. Все надоедает.

И без звука растворился во тьме.

Глава 14

К полудню Адам выбрался из-под одеяла в зеленой чаще и направился к поляне проверить лошадей. Они спокойно паслись, - спокойно, насколько позволяли мухи. Он съел несколько галет и остатки мяса из открытой консервной банки и напился из ленивого ручейка. Снова лег на спину, и стал вглядываться в листву. Она нависала над ним сплошным шатром, а видимая ему изнанка листьев была темно-зеленой. Но то и дело в густом покрове появлялся небольшой просвет, и тогда лишь одиночный листок заслонял от него яркую синеву неба. Он смотрел, смотрел на этот листок - бледный, прозрачный, в паутине прожилок. Тончайшая перепонка нежно-зеленого цвета отделяла Адама от мощного потока света в вышине.

Изредка фыркала или переминалась с ноги на ногу лошадь.

Упали сумерки. Тогда он заторопился, готовясь к приходу темноты и к предстоящему путешествию. Он напоил лошадей и запряг их в фургон. Он поел и напился сам. Наполнил водой две фляги. Уходящее солнце окрасило запад алым. Он сел на козлы. Подобрал поводья. От радости затрепетало сердце.

Он подумал, что если попытаться определить источник этой радости, она исчезнет.

Он сказал себе: Я не хочу думать.

Фургон тронулся. Он отдался на волю мерной качки. Древесная лягушка оглашала лес криком, не замолкая.

Он подумал: Я не знаю, о чем думать. Что-то вертится в голове, но что - не пойму.

Стемнело. Где-то кричал козодой. И всю ночь напролет, пока он ехал сквозь ночь и сумрак, под тенью деревьев или в дымке полян, залитых звездным светом, порою вдыхая пряный запах незримых цветов, порой - кислую гниль болота, эта мысль - эта решимость не думать - сопровождала его неотступно. Пока, чуть позже, не изменила своей формы. Теперь он ехал в уверенности, что скоро поймет, какая неопознанная мысль вертелась у него в голове.

На следующую ночь тропа вывела его к старому тракту, о котором говорил Монморенси Пью. Из глубокой тени нависавших над головою ветвей он с пугающей неожиданностью вынырнул на затопленный звездным светом простор. Тракт тянулся бледной змеей на восток и на запад. На высветленной звездами дороге лежали какие-то маленькие темные клубни. Он слез с повозки и склонился над ними. Это был конский навоз.

Он ткнул один шарик носком ботинка. Навоз был свежий. Он в панике озирался. Но кавалерия южан, куда бы она ни направлялась - на запад или восток - растворилась в ночи. Наверняка это южане, подумал он.