Шрифт:
– Поднимите ему голову повыше, - сказал невзрачный.
– Помогите его перевернуть.
Моис помог.
– Черт возьми, у нас и воды-то нет, - жалобно проговорил невзрачный. И перенести мы его не сможем, - он подставил колено под бесчувственную тушу. Спящий захрапел.
– Этот сукин сын дышит, - презрительно сказал Джед Хоксворт. Пока он стоял и смотрел на толстяка сверху вниз, презрение постепенно сошло с его лица. Его место заняло что-то другое, оно росло, поднималось из внутренних глубин - то была ярость, или боль. Он отвернулся и отошел к стене, глядя вдаль, на равнину. Разгорался закат.
Невзрачный смотрел на потное лицо, на маленькие закрытые глазки, утонувшие в складках кожи, на толстые губы, болезненно пыхающие при каждом хриплом выдохе.
– Старина Мардохей - неплохой человек, - сказал невзрачный.
– Просто ему никогда не везло.
– И теперь вряд ли повезет, - сказал бледный молодой человек, - он ведь выкапывает этих людей безо всякого разрешения.
– Он говорит, что разрешение есть, но могу поспорить, что нет, сказал невзрачный.
– Никакой мы тут удачи не дождемся, - сказал молодой.
– Дождемся, что нас посадят за решетку за то, что с ним пошли.
– Но кто-то же должен был с ним пойти, - сказал невзрачный.
– А что, если бы он тут всю ночь так провалялся, и рядом никого не оказалось, - он взглянул на Адама, ища поддержки.
– Он не такой уж плохой человек. Когда он работал здесь врачом, он спас жизнь Салу. Правда ведь, Сал?
Молодой кивнул.
– Говорят, что правда, - ответил он.
– Когда Сал был мальчишкой, - объяснил невзрачный, - у него распухло горло. Он бы помер, если бы док, - он кивнул, указывая на лежащую груду, если бы док не отсосал гной. Через трубочку.
Туша слабо шевельнулась, и губы испустили вздох.
– Не всякий стал бы отсасывать гной, - сказал невзрачный.
– От этого и умереть можно, если внутрь попадет.
– Из кувшина он тебе что угодно высосет, хоть бы и гной, - сказал бледный молодой человек.
– Он спас тебе жизнь, Сал, - с легким укором сказал невзрачный.
Джед Хоксворт оторвал глаза от равнины и повернулся к говорящим. За их спинами возле ямы на корточках сидел Моис. С помощью прутика он пытался приподнять край куртки с лица мертвого уроженца Северной Каролины.
– Моис, - сказал вдруг Джед Хоксворт.
– Дасэр, - отозвался Моис.
– Ты, черный сукин сын, убери свои лапы от этого человека, - сказал Джед.
Моис отдернул руку.
Сидя в темноте футах в двадцати от костра, где сидели Адам и Джед Хоксворт, Моис оторвал взгляд от армейского котелка. Он ел, но неожиданно перестал жевать. Так и застыл с последним не проглоченным куском во рту, который оттопыривал щеку и даже проглядывал между неплотно прикрытыми губами.
– Мистер Хоксворт, - наконец произнес он тихо.
Джед не подал виду, что слышит. Он покончил с едой и сидел, скрестив ноги, глядя в огонь и прижав лезвие ножа к подошве левого ботинка, но не точил. Оно давно уже не двигалось.
– Мистер Хоксворт, - повторил Моис голосом таким же печальным и тихим, но более четко.
Джед оглянулся. Посмотрел на него издалека.
– Да, - сказал он без всякого выражения.
– Мистер Хоксворт, - сказал Моис, - все время, пока я был с вами, вы ничего не сделали. Вы ничего не сделали ни для меня, ни против меня. До сегодняшнего вечера.
Джед отвел взгляд от негра. И начал бережно водить лезвием по подошве ботинка.
– Мистер Хоксворт, - очень тихо проговорил Моис, - вы кое-что сделали нынче вечером. Вдруг взяли да сделали.
Джед Хоксворт не обращал внимания. Его нож ходил по подошве.
– Мистер Хоксворт, - сказал Моис печально и тихо, - никто не должен звать меня черным сукиным сыном.
Джед Хоксворт медленно перевел взгляд на Моиса Толбата. И снова отвернулся к огню, погрузился в глубокие раздумья.
– А я это сделал, - сказал он чуть погодя.
– Мистер Хоксворт, - сказал Моис, - я не хочу, чтобы вы это сделали ещё раз.
Смотревший в костер человек не шелохнулся, взгляд его был прикован к огню. Но он сказал:
– Если ты чего-то не хочешь, у тебя всегда есть вот эта дорога.
Он помолчал, потом добавил:
– Она ведет в две стороны. Можешь выбрать любую.
Моис ничего не сказал. Он глядел вниз, в котелок. Он нашел в нем последний кусочек хлеба. Он вытер хлебом края, где ещё оставалось немного жира, и задумчиво отправил в рот. Вскоре он встал и направился к фургону, где залез под парусиновый тент. И полностью скрылся под ним.