Поля, остановилась и заинтересованно посмотрела вверх. Определила:

– На Вязьму идут, тяжелогруженные – натужно гудят. Бомбить будут. Как – то там мой Ваня поживает? Достанется ему, страха нахлебается. Хоть бы под бомбы не попал. Как бы мне раньше времени не родить, очень уж нетерпеливо просится наружу….

– Поля, обопрись на меня, легче будет, пойдём рядышком потихоньку, потерпи, немного осталось. Для подстраховки, отправь Валю за помощью….

– Ей тяжело бегать с узлами, дойду, первые схватки….

Вышли из зарослей, увидели крыши крайних домов, и от сердца отлегло – считай, добрались!

Поднимаясь в гору, женщины изредка оглядываются назад, на такой знакомый, в одночасье ставший страшным, Велеевский лес.

Поднявшись на холм, не доходя до первых построек метров пятьдесят, отрылась панорама задника деревни: неряшливые пристройки, без старания сляпанные сараюшки, корявые наделы огородов, луговина, наклонно спускающаяся от огородов в сторону Смоленского большака, закрытого редким лесным подростом.

– Тася, посмотри на луг! Это еще что за явление природы свалилось на нашу голову? Им – то что здесь надо?

Пологий луг, в это время покрытый вторичной отавой, почернел от тысяч птиц, застывших на земле. Сидят, касаясь боками одна другой. Ладно бы что – то клевали или хотя бы кричали, так нет же! Просто сидят, про тяжёлую птичью долю думу думают.

Тася остановилась.

– Впервые подобный страх божий вижу. Весь луг черный. Это что, галки? А какого хрена, не при детях будь сказано, они ищут на скошенном лугу? Что им надо? Дожили! Даже внимания на нас не обращают, будто мы для них пустое место.

– Галки, Тася, галки! Одно интересно, почему они не галдят, не взлетают при виде нас. Им сейчас самое место на полях, а у них что – то наподобие партийного собрания. Может чего – то ждут, кто их знает. Пошли быстрее. Как – бы худо не случилось с нами. Тяжело смотреть на черную стаю.

– Ой, мам, что это там? Я боюсь!

– Не бойся, Лиля, но говори тише, чтобы птицы не обратили на нас внимание! Не знаю, чего следует от них ждать! Налетят стаей, не отобьемся, заклюют.

– Это нам знак свыше.

– Ладно тебе, Тася. Какой знак! Пошли, девочки, быстрей!

– Может, они, немцев ждут, а? – ни к кому конкретно не обращаясь, шутя, предположила Тася. – Или предупреждают, что скоро появятся.

– Предрассудки, – фыркнула Поля, но про себя подумала: «попала Тася в точку. Немцы придут». И чтобы поднять настроение компании бодро произнесла: – Идёмте быстрее! Пора дорогу заканчивать, мне желательно прилечь, не дожидаясь новых схваток. Когда придём, – посоветовала Тасе, – найди милиционера, заяви о налёте. И председателя поставь в известность. Скажи, что «красноармейцы» конфисковали лошадь; пусть разбираются. Понадобится поддержка, сошлись на меня!

– Какого милиционера? Ты не в курсе нашей жизни. Опорного поста милиции уже с месяц как не стало. Вызвали Володьку в Вязьму, больше мы его не видели. А председатель без тебя разберётся. Рожай «скорееча», пока пушки не нарушили тишину.

Максим и Анна обняли дочь. Обласкали внучек, дав по конфете.

Старшие дочери, схватив конфеты, выскочили на улицу, где у калитки уже собрались соседские дети, увидев прибытие новеньких.

Черных птиц деревенские жители не решились прогонять, боясь накликать несчастье. Дождавшись ночи, птицы, как по команде, поднялись на крыло и пропали на западе за дальними деревьями Пещёрского леса.

Птички подкинули старушкам тему, давшую им возможность от души посудачить, пошептаться, язык мозолями набить: «Страшное знамение, такого на своём веку не припомним – быть большой беде. Вещие птицы знак подают. Ждёт нас приход страшных времён во главе с Навуходоносором».

Всего одну неделю пожила Поля без тревог, ожидая срока родов. Вначале глухо, потом всё громче и громче загрохотало западнее Вязьмы. Подумала было, что в их сторону движется грозовой фронт. Сутки за сутками проходят, ветер равномерно дует с северо – востока, но туч нет и на горизонте не просматриваются, а грохот набирает силу, превращаясь в сплошной гул.

Старики, прошедшие Первую мировую, заговорили о приближении фронта боевых действий.

– Ох и грохочет, ох, дюже гремит, дюже сильно лупит, ажно в голове отдаётся! – перешёл Максим на местный диалект. – Не выдержат немцы мощи нашей артиллерии. Такого грохота в Мировой не припомню. Схожу – ка к Николаю, разузнаю, что к чему, расспрошу в подробности.

Максим не засиделся у Николая, вернулся достаточно быстро. Сел на лавку и тупо уставился в окно, глядя в одну точку. Домашние поняли, что не с радостным известием пришёл хозяин. Зная его привычку не сразу отвечать на серьёзные вопросы, молча уставились на него, ожидая пока он надумает заговорить.