Возводились дома на века, сухое дерево горит хорошо, бездымно, с треском и завыванием, от боли сжигаемого кислорода.

Остаться на зиму без жилья – страшно. Бросились вежневцы, не сговариваясь, спасать соседей. Вспомнили, как до большевистского переворота помогали друг другу, как спасали нажитое веками добро.

Чтобы пожар не распространился вдоль улицы, раскатали ближний дом. Свободное пространство отсекло деревню от горящих строений.

Боевую атаку собственных войск крестьяне отбили, ограничившись малыми потерями.

Хлеб горит тяжело, долго, смрадно, разнося вдоль улицы желтоватый едкий дым с неприятным запахом, напоминающим горение человеческой плоти. Проникает через закрытые двери и окна, пропитывает одежду, напоминая о трагедии.

Сокрушаются сельчане, ругают себя: – В каком месте забыли ум? Керосин отдали, считай, собственными руками уничтожили урожай зерновых и хозяйственные постройки! Поверили Красной армии, в обязанность которой входит защита населения от агрессора. Воистину говорят: «Если Бог хочет наказать человека, лишает его разума!».

Ругают председателя: «Почему Николай не раздал хлеб»? «Всё ждал команды сверху, дождался»! «Сам не гам, и другим не дам».

А красноармейцы? Разве не могли раздать хлеб, а строения сжечь! Война войной, а кушать людям чего – то надо?

«Рассказывает Федор Клочков.

– Когда французы вошли в деревню, он впустил к себе нескольких солдат, напоил водкой и брагой, а ночью, закрыв окна ставнями, а двери добрыми засовами, поджег избу», – Н. Задонский: Денис Давыдов.

Такой поджог с точки зрения морали понять можно: хозяин собственный дом поджигает. Своим имуществом человек вправе распоряжаться по личному усмотрению, но чтобы на уровне собственного государства творить такое!!! Зачем трогать мирян? Они потому и называются мирянами, что мирно живут, никому не причиняя вреда.

К слову сказать, благодаря мирянам воюющие стороны сыты, обуты и иногда пьяны.

В первую Империалистическую ни русские, ни австро – венгерские войска специально не жгли хутора и села подданных. Не старались оставить после себя выжженную землю. В цивилизованном веке воюют армии; население раздражать, унижать без нужды нет смысла. Жечь дома своих подданных, обездоливать людей, в один миг, сметая с поверхности земли труд многих поколений – страшная практика, в совершенстве усвоенная строителями нового общества. Правители совстраны, без тени сомнения считают: в политике участвуют все. Отвечают за политику, пусть и направленную против самого народа, все – народ в первую очередь.

На следующий день мужики, способные ходить и держать в руках топор, собрали раскатанный дом, построили сарай, вернули живность на место. Сгоревший дом восстанавливать не стали – нет леса. Погорельцы устроились у родственников. К ним отогнали спасённую скотину.

Всё чаще мимо Вежнева, в сторону Вязьмы и Гжатска летят самолёты с крестами на крыльях, вселяя ужас в сердца крестьян. Услышав отдаленное гудение моторов, семейства одевают детей и, сломя голову, покидают дома, спеша в окопы, надеясь на защиту земли – матушки.

Рыть окопы потребовали партийные и военные власти Пещёрского района после падения Минска – приучая жителей к самообороне.

Некоторые не хотели портить огороды канавами, не верили, что война приблизится к Вязьме, а вот же, пригодились.

Самолёты пролетели, народ выходит на улицу и, прислушиваясь к разрывам, комментирует:

Разрывы еле прослушиваются. «Сведущий» в военном деле человек, сообщает: – Бьют по солдатским казармам в Гармоново.

«Специалист» поправляет: – Бьют по железнодорожному мосту через реку Вязьму.

Разрывы близятся, стали слышнее, «Знаток» подсказывает: – Бомбят станцию и железнодорожный узел.

Два бомбардировщика, лениво кружатся над Пещёрском. Моторы, то затихая, то взвывая, наигрывают мелодию войны. Зрелище завораживающее. Толпа с восхищением наблюдает за полётом стальных птиц – такого зрелища крестьяне ещё не видели. Не найдя ничего достойного, чтобы потешить своё тщеславие, лётчики сбросили бомбы рядом с населённым пунктом.

Разрывы, поднятая вверх земля, напугали любопытных.

– Они же бомбы кидают. Смотрите, как взрываются. А если бы по людям попали? Нельзя же так, убить могли бы! – схватилась за сердце одна из женщин.

На взрывы мелкой дрожью отозвалась земля. Жители, находившиеся в доме, услышали жалобный звон посуды в шкафах.

При очередном налёте, несколько бомб взлохматили колхозное поле с зеленеющими всходами озимой пшеницы и ржи. Несколько бомб взорвалось на лугу, одна упала в огороде сгоревшего дома. Никто не пострадал, но страху нагнали по самую маковку.