Он вышел. Я гадал, что в Зэхери Пирсе могло привлечь такого вот юнца? Какой-нибудь сынок, один из двенадцати детей сельского пастора, не иначе, горит желанием застрелить нескольких негров, вечно ребячливый и простодушный.

Вернулся он с целой грудой бутылок.

– Что вы будете пить? Капитан выйдет через минуту. А мне надо наверх. Дел по горло.

Минут через пять Зэхери Пирс действительно вышел. Он даже не протянул нам руки, за что я проникся к нему уважением. Лицо у него было утомленное и еще более вызывающее, чем обычно.

– Слушаю вас, господа, - сказал он.

– Мы пришли спросить вас, как вы намерены дальше поступить?
– сказал Дэн.

– Не понимаю, - ответил Пирс, - какое вам до этого дело?

Маленькие глазки Дэна сделались совсем злыми, как у кабана.

– Вы получили от меня пятьсот фунтов, - произнес он.
– Как вы думаете, почему я их дал вам?

Зэхери хрустнул пальцами.

– Это меня не интересует, - сказал он.
– Я отплываю в среду. Ваши деньги в сохранности.

– Знаете, что я думаю о вас?
– сказал Дэн.

– Нет, и знать не хочу!
– Потом он улыбнулся со свойственной ему удивительной способностью вдруг преображаться.
– А впрочем, как вам будет угодно.

Дэн вконец помрачнел.

– Ответьте мне честно, - проговорил он, - какие у вас намерения по отношению к ней?

Зэхери глянул на него из-под насупленных бровей.

– Никаких.

– И у вас хватит низости отрицать, что вы сделали ее своей женой?

Зэхери спокойно посмотрел на него.

– Нет, отнюдь нет, - ответил он.

– Ради всего святого, зачем вы это сделали?

– А что, вы думаете, только у вас есть право стать ее мужем, мистер Треффри?

– Так поступить с совсем еще девочкой! Где ваше мужское великодушие? Красться потихоньку ночью и для чего? О, господи! Неужели вы не понимаете, что поступили по-скотски?

Зэхери весь потемнел и сжал кулаки. Но он как будто сумел подавить в себе гнев.

– А вы бы хотели, чтоб я оставил ее вам?
– усмехнулся он.
– Я обещал ей, что возьму ее с собой туда, и мы бы потихоньку уехали в среду, если б не явились вы с вашей проклятой собакой и не вынюхали все. А теперь все провалилось! Нет смысла брать ее с собой. Я вернусь к ней богатым человеком или вообще не вернусь.

– А до тех пор?
– вмешался я.

Он с видимым облегчением повернулся ко мне.

– Я бы взял ее, чтобы избежать шума, непременно бы взял, вина не моя, что все открылось. Дело у меня рискованное. Если б она была со мной, это могло бы погубить все предприятие; я бы все время нервничал. И для нее небезопасно.

– Ну, а в каком же положении будет она, пока вас нет?
– спросил я.
– Вы уверены, что она стала бы вашей женой, если бы знала, что вы собираетесь ее вот так оставить? Вам бы следовало отказаться от вашего предприятия. Вы овладели ею. Ее жизнь в ваших руках: ведь она еще дитя!

По его лицу пробежала дрожь; было видно, что он страдает.

– Откажитесь!
– настаивал я,

– Но в нем все мое достояние, - со вздохом отвечал он.
– От этого зависит будущее.

Он с сомнением и мольбой взглянул на меня, словно впервые вынужден был думать о последствиях, что так несвойственно его характеру. Я решил было, что он готов уступить. Вдруг, к моему ужасу, Дэн буркнул:

– Будьте мужчиной!

Пирс повернул к нему голову.

– В ваших советах я во всяком случае не нуждаюсь, - отрезал он.
– Я не позволю мне указывать.

– До последнего вашего дня, - произнес Дэн, - будете вы передо мной в ответе за то, что так обошлись с ней.

Зэхери улыбнулся.

– Видите эту муху?
– спросил он.
– Так вот, до вас мне такое же дело, как до нее.
– И он смахнул муху со своих белых брюк.
– Всего наилучшего!

Благородные моряки, составлявшие экипаж нашей лодки, налегли на весла, но не успели они отвалить от борта, как проливной дождь обрушился на тендер, и его как не бывало; в памяти у меня остался лишь помощник капитана, который, перегнувшись через борт и обратив к нам свое загорелое молодое лицо, махал фуражкой, улыбающийся, полный энергии и дружеских чувств.

...До берега мы добрались насквозь промокшие, недовольные собой и друг другом; я угрюмо поехал домой.

Когда я проезжал мимо сада, расшатанная бурей яблоня с грохотом повалилась на землю.

Яблоки зреют - вот упадут,

О! Хэй-хоу! вот упадут...

Я твердо решил собрать вещи и уехать отсюда. Однако есть во всем этом что-то странное, какая-то непреоборимая прелесть. Для вас, не знающего этих людей, это может показаться лишь чем-то жалким и глупым. Но в жизни нас манит к себе не только хорошее, ясное и полезное, но и странное, непостижимое, таинственное - к худу ли это, иль к добру.