Лина успешно окончила школу, поступила в мединститут на бюджет.

А однажды, гуляя с Дениской на детской площадке, я заметила молодого человека, пристально смотрящего на меня. Он стоял на углу нашего дома, курил. Делал вид, что кого-то или что-то ждет.

Может быть, у меня развилась паранойя, может быть, мне показалось, что он на меня смотрит, может быть, этого парня и не было вовсе, потому что через мгновение, когда я открыла глаза после внезапного потемнения, на углу никого не было. Но я испугалась. Страхи вернулись теперь уже с утроенной силой, потому что теперь, помимо сестры, у меня был сын. Мне было что терять и кого беречь.

Я снова позвонила Кравченко, озвучила свои страхи, а на следующий день мы с Дениской уехали в Москву. Сыну на тот момент было три годика. Дмитрий Николаевич посоветовал спрятаться в большом городе. На мой счет поступили пятьдесят тысяч рублей. Подъемные, как объяснил Кравченко. Это был последний наш с ним контакт.

Я сняла комнату у одной милой бабушки, которая еще и приглядывала за Дениской, когда в этом была необходимость. Купила парик, линзы, с помощью которых изменилась внешне. Дениску устроила в садик и там же работала нянечкой, чтобы быть поближе к сыну. Изредка созванивались с сестрой, у нее все было хорошо, никакие типы не наведывались, не искали, не пугали. Все снова стало хорошо, спокойно.

Через несколько лет мы с Дениской снова поехали в Тверь. К Лине в гости. А там я заболела. С сильной болью в животе меня увезли в больницу, в женскую гинекологию. Две недели я лежала в двухместной палате с воспалением.

Моей соседкой по палате стала симпатичная девушка Карина. Она тоже была кареглазой, темноволосой, и мы были чем-то похожи с ней внешне. Карина была на седьмом месяце беременности, ждала девочку, только вот радости от предстоящего материнства я в ней не замечала.

Соседка чаще всего уныло смотрела в окно или лежала, отвернувшись к стенке. Ее никто не навещал, и мне искренне было жаль девушку. Я угощала ее фруктами и домашней едой, что мне ежедневно приносили Лина с моим маленьким Дениской. Мы подружились.

Сынок очень скучал по мне, звал домой, при этом любопытный мальчишка исследовал каждый уголок нашей палаты, залез во все тумбочки, проверил холодильник и горел желанием покрутить колесико в капельнице соседки, но мы следили за ним втроем и придерживали его неугомонность, отвлекая от недетских забав.

— А ты чего такая печальная? — как-то спросил Дениска Карину, которая настороженно и с грустной улыбкой наблюдала за любопытным мальчиком.

– Я не печальная, малыш. Я просто задумалась.

— А о чем?

— Дениска, не приставай к тете, пойдем, погуляем, — я видела, что Карине тяжело дается общение с мальчиком.

Мы ушли на улицу, немного погуляли во дворе больницы, и сестра с Дениской ушли домой. Я вернулась в палату.

Карина стояла у окна, отрешенно уставившись в одну точку. Меня испугало ее состояние. Я подошла к ней.

— Карина, что случилось? Что с тобой?

Девушка будто очнулась, медленно повернулась ко мне. Столько боли и отчаяния было в ее взгляде!

— Что-то с малышкой?

— Я не хочу этого ребенка! — надрывным голосом прошептала Карина.

— Ты что такое говоришь? У тебя будет чудесная девочка. Красивая, здоровая и твоя. Твоя, понимаешь?! — я не хотела слышать то, что слышала. Я не верила, что нельзя не любить и не хотеть ребенка, которого носишь несколько месяцев под сердцем.

Я обняла Карину, и она заплакала, положив мне голову на плечо. Даже через больничный халат я чувствовала, как ее горячие слезы жгут мое плечо.

— Не хочу! Не могу! Слышишь, Вера! Не хочу! — рыдала она, стискивая в кулачки ткань моего халата, а я, пытаясь успокоить девушку, гладила ее по спине.

— Не говорит так, милая, твоя малышка ведь все слышит, все понимает. Не огорчай ее, Карина. Родишь и увидишь, какое это чудо — твоя маленькая крошка, твоя копия. Ты будешь замечательной мамочкой, вот увидишь!

— Нет! Она мне не нужна! И я ей не нужна… это ошибка… А-а! Ой, больно!

Карина вдруг дернулась, очевидно, от резкой боли и начала оседать на пол, теряя сознание, а я закричала, зовя на помощь врачей. Карину увезли. Я переживала за нее и молилась за здоровье девушки и ее малышки.

Через некоторое время пришла медсестра ставить мне укол.

— Соседка твоя девочку родила. Маленькая совсем, недоношенная, но такая хорошенькая!

— А как Карина?

— Отдыхает. Роды трудные были, преждевременные. Ничего, восстановится.

Когда Карина вернулась в нашу с ней палату, ее настроение было ничуть не лучше. Она категорически отказалась переселяться в послеродовую палату, настояв на том, чтобы вернуться в ту, где лежала ранее. Сутки лежала почти недвижимо, отвернувшись к стене, почти не реагируя на врачей и медсестер, проведавших ее и рассказывавших о состоянии малышки.