Шрифт:
— Хорошо, — выдавил я и расслабился лежа на волнах. Люда плывет к берегу в шлюпке, у нее все должно быть хорошо, да и у меня тоже. Бывало, и по пять-шесть километров плавал в наших холодных карельских озерах, что мне пять километров в теплом соленом Черном море, тьфу и растереть.
По внутренним ощущениям в воде я находился уже час, если не больше, Насколько было видно, теплоход Адмирал Нахимов все-таки затонул. И, возможно, виной этому оказался я, легкомысленно написавший предупреждение на стене душевой. А ведь мне было уже предупреждение судьбы.
Перевернувшись на живот, я глянул в сторону берега. Да, огни Батуми стали ощутимо ближе. Еще час, полтора и я тоже окажусь на берегу.
Шлюпок, направлявшихся к берегу, я больше не встретил, легкие кораблики, тучей направляющиеся к месту катастрофы, тоже, как специально, обходили мою тушку стороной.
Ну и ладно, сам доберусь, — подумал я и снова перевернувшись, поплыл на спине в сторону берега.
Мерное движение и плеск волн действовали усыпляющее, я автоматически загребал руками в полусне, полностью отрешившись от реальности, когда тупой удар по голове окончательно лишил меня сознания.
Глава 36
В себя я пришел оттого, что кто-то несильно, но больно шлепал меня по щекам.
Когда открыл глаза, этот кто-то радостно выдал длинную фразу по-грузински.
Лицо кричавшего было неразличимо на фоне темного неба. А плеск волн и небольшая качка дали понять, что я нахожусь на борту какой-то рыбацкой лодки, потому, что все вокруг пропахло рыбой. Рядом со мной лежал еще один человек, на пару с которым мы были накрыты одним брезентом. Несмотря на такое одеяло, было жутко холодно, и зверски болела голова.
Положив руку на затылок, обнаружил там здоровенную, болючую опухоль.
— Наверно это меня так лодкой треснуло, — подумал я и попытался сесть.
Как ни странно, получилось это с первого раза.
Рыбак, бивший меня по щекам, поднялся и принес фонарь с кокпита, где за штурвалом сидел еще один человек.
тусклый свет керосинового фонаря для меня показался таким ярким, что пришлось зажмуриться.
Рыбак удивленно выругался, но я уже открыл глаза и понял, что смотрю в лицо парня, которого сегодня днем ударил на рынке.
Тот тоже смотрел на меня, и его лицо начинало бледнеть.
Он нервно оглянулся на рулевого и тихо шепнул:
— Брат, прости меня ради Христа, ничего не говори отцу, он меня убьет, если узнает, что я оскорбил твою жену. Она утонула?
— Нет, — сипло ответил я, еле шевеля пересохшим языком. — Ее взяли в шлюпку, она должна быть уже на берегу. Не бойся, я ничего не скажу.
Парень откуда-то вытащил большую флягу и, открутив крышку, протянул мне.
Думая, что там вода, я храбро сделал большой глоток. Но вино, пролившееся мне в рот, оказалось ничем хуже воды. Присосавшись, я опустошил, наверно половину емкости, после чего протянул флягу обратно парню.
Тот гордо сообщил:
— Из своего винограда давлено.
После того, что я пообещал ничего говорить его отцу, парень стал не в меру словоохотлив. Рассказал, что мне крупно повезло, потому, что момента, когда я попал под лодку, они даже не заметили. Только его отец увидел, как в темноте за кормой появилось белое пятно, Это засветилась моя футболка. Еще одного мужчину они подобрали уже на обратном пути, ближе к берегу, его лысую голову, торчавшую над водой, удалось заметить в отблеске фонарей Батуми.
Мужик сейчас лежал рядом со мной, ничего не соображая, периодически размахивал руками и бессвязно матерился.
А мы, между тем, заходили в гавань, откуда теплоход Нахимов вышел всего несколько часов назад.
На пирсе было полно народа. От множества прожекторов было светло, как днем. Уже стояли несколько военных палаток, и рядом вояками ставились еще три. Машины скорой помощи постоянно приезжали и уезжали, загрузив пострадавших пассажиров.
Ловко маневрируя между судами, наша лодка пришвартовалась к пирсу.
К нам сразу ринулось несколько солдат с носилками. Я с трудом встал на ноги и подошел к старому усатому грузину, сидевшему за рулем.
— Спасибо генацвале, за спасение, никогда вас не забуду, скажи, кого мне надо благодарить.
— Ээ, сынок, не надо так говорить, мы люди должны друг друга выручать, сегодня я тебя спас, завтра ты мне поможешь, разве нет? А зовут меня Василий Лазба, а это мой сын Темир, правда, хороший парень?
— Конечно, — улыбнулся я, глядя на Темира. — Спасать людей, могут только хорошие люди. Кстати, вы ведь абхазы, не грузины?