Продавец удовлетворенно оглядел пустой ящик и громко сказал в собравшуюся толпу:

— Ждите, скоро еще напеку и привезу.

После чая и еды меня начало клонить в сон. Люда тоже не раз зевнула пока мы шли обратно на вокзал.

— Ты чего вертишь головой, — спросила она, когда мы зашли в вестибюль.

— Почту высматриваю, надо домой срочно телеграмму посылать, а то родные с ума сойдут — ответил я.

— У нас же денег нет, — удивилась Люда, — а бесплатно никто телеграмму не отправит.

Тут я гордо продемонстрировал бумажку в двадцать пять рублей, и мы отправились на поиски телеграфа.

На телеграфе нас тоже ожидала очередь, но поменьше, чем за кашей. Так, что минут через пятнадцать мы отправили домой телеграммы, что у нас все хорошо и скоро мы будем дома. И только после этого, посетив туалет, мы улеглись на наши матрасы, расположенные в разных концах вестибюля.

Следующий день оказался странным. Спасшиеся пассажиры, откровенно радовались этому обстоятельству, особенно, когда происходили встречи родственников и друзей уже считавших друг друга погибшими. А рядом с ними сидели люди, потерявшие своих близких, с надеждой ожидающие, что к ним вот-вот подойдут их родные.

В будущем, из которого я появился, с ними бы работали психологи, уже не знаю хорошие, или никакие, но работали.

Здесь же их никто не утешал. Несмотря на то, что почти все пассажиры были осмотрены врачами, ночью у нас умерли две пожилые женщины. Стресс, который они пережили, оказался для них смертельным.

Смотреть и слушать все это, было нелегко. Поэтому мы с Людой, поднялись одними из первых и заняли очередь к сотрудникам милиции, готовящимся к выдаче справок.

А вечером мы уже сидели в плацкартном вагоне поезда Батуми — Москва и возвращались домой. Два дополнительных вагона были под завязку забиты такими же бедолагами, как и мы. Учитывая, что железная дорога везла нас бесплатно, денег нам выдали в обрез, из расчета по два рубля пятьдесят копеек на день. Короче получили мы на двоих двадцать рублей, что вместе со щедрым подарком Василя Лазбы, вполне позволяло прожить в поезде двое суток до Москвы и еще сутки до Петрозаводска и даже скромно питаться в вагоне ресторане. Одеты мы были не то, что бы прилично, но не так, чтобы вслед нам поворачивались.

В Москве, прокомпостировать билеты удалось в два счета, длинная очередь в кассу безмолвно пропустила меня к окошку, стоило только сказать, что мы туристы с утонувшего теплохода Адмирал Нахимов.

Утром следующего дня наш поезд прибыл в Петрозаводск, Когда мы вышли на привокзальную площадь, после вчерашней московской суеты нам казалось, что вокруг царит почти деревенская тишина и покой.

Выстояв небольшую очередь, мы уселись в такси и отправились домой. Водитель оказался незнакомый и ни чем нас не спрашивал. Зато в общежитии спокойно пройти мимо вахтера не получилось. Нас моментально вычислили, и пришлось отвечать на кучу вопросов и выслушивать массу вопросов и соболезнований от соседей и знакомых.

— Наконец то мы дома! — воскликнул я, заходя в комнату.

Если уезжали мы чемоданом и приличной сумкой, то сейчас вернулись с пустыми руками, одетые в секондхэнд.

— Ну, что, для начала хоть чаю выпьем, — устало предложила Люда.

— Выпьем, — эхом отозвался я. — И не только чаю, но попозже.

После чего отправился на кухню за свежей водичкой.

День у нас выдался неожиданно хлопотливым. После чая с засохшими в хлебнице кексами, мы не стали отдыхать, а дружно направились по делам. Необходимо было восстанавливать паспорта. Мне очень повезло, что заграничный паспорт, как и комсомольский и профсоюзный билеты я с собой на юг не взял, поэтому уехать обратно в Финляндию по окончанию отпуска можно было без проблем.

Люду у вахтера уже ожидало извещение на перевод восьмидесяти рублей от тещи. Та очень быстро сориентировалась и понимала, в чем мы нуждается в первую очередь. Я же только злился и скрипел зубами, от невозможности, имея кучу денег, их легально потратить.

Поэтому начали мы с посещения почтового отделения, где получили деньги, присланные Галиной Михайловной. Затем была фотография, затем паспортный стол и вишенкой на торте наш визит к маман.

Там тоже были слезы, обнимашки. И периодически у мамы выскакивали словечки типа: — «А я ведь говорила, я предупреждала.

Все это говорилось, несмотря на то, что наших загорелых лицах следов пережитых страданий она не обнаружила.

Добрались мы до дома довольно поздно. А когда зашли в общежитие, то нам навстречу поднялся со стула мой папаша с большим пакетом в руках.

Так, что мои планы на вечер, посидеть вдвоем с Людой, и культурно распить бутылочку вина сразу рухнули.

С батей бутылочкой вина было общаться несерьезно.

Ушел он от нас ближе к двенадцати часам, оставив под часами пятьдесят рублей.

У меня в голове к этому времени была только одна мысль:

— Спать, спать, все остальное завтра.

Люда умаялась нисколько не меньше меня и разбирала кровать почти со спящими глазами.

Остаток отпуска прошел значительно спокойней, чем начало. Мы съездили в Вытегру к родителям жены. Погостили у них недельку и вернулись домой. Деньги из-под подоконника я достал, но опять же шиковать ими не получалось. Иначе у жены и родственников могли возникнуть неприятные вопросы.

Новые паспорта мы получили через неделю после приезда, при их получении, Люда первым делом удостоверилась, стоит в ее и моем паспорте печать загса о браке. Только убедившись в ее существовании, она отдала мне этот документ.