Шрифт:
— Знаете, несмотря на то, что никогда не была на вашем месте, я испытывала нечто подобное, — говорит она, защищаясь. — Я... я потеряла парня. Он был моей первой любовью, и я долгое время провела во тьме. Мне даже пришлось снова переехать к родителям. Но я вышла из той депрессии, вернулась в университет и нашла профессию, которую люблю. Видите, дамы. Я здесь, чтобы стать вашим вдохновением. Примером того, что вы тоже сможете преодолеть, что угодно.
На целую минуту воцарятся тишина. Наконец, Келли разражается смехом.
— Что смешного? — требует мисс Вероника, очевидно, оскорбленная.
— Эй, мисс Ви, — медленно начинает Чина. — Без обид, но вы серьезно сейчас пытаетесь доказать нам, что мертвый парень и пребывание в групповом доме — одно и то же?
Мисс Вероника краснеет. Она хочет сказать что-то, но быстро останавливает себя.
— Наверно, это круто, иметь возможность приезжать куда-то и уезжать потом по своему желанию, даже если речь об учебе, — едко говорит Киша. — Не иметь никаких записей в личном деле и получить любую работу, которую захочется.
— И, наверно, круто иметь дом, в который можно вернуться, — добавляет Джой. — С настоящими родителями, которые заботятся о тебе. Вы потеряли парня? Похоже, вы смогли очень быстро его заменить. Я потеряла отца, а мать с таким же успехом может быть мертва. Я не знаю, где она. Меня раскидывают по групповым домам с двенадцати лет! Как вы предлагаете мне заменить их?
Комната наполняется напряжением. Боб шевелится, и я задаюсь вопросом, может ли он чувствовать годы гнева, рвущиеся наружу из этой неглубокой могилы.
— Да, ты права, Чина, — говорит Джой, разминая шею. — Я ничего не знаю о ней!
Мисс Вероника сглатывает, избегая зрительного контакта.
— Знаете, — выдавливает из себя она, — думаю, сегодня мы закончим пораньше.
— Имеете в виду вовремя? — фыркает Джой.
В Бруклине два отдела МФЦ. Один в центре, второй на Кони-Айленд.
— Езжай на Кони-Айленд, — сказал мне один из поваров. — Там очереди короче.
Он соврал. Мне пришлось ждать сорок пять минут просто, чтобы получить талон. Именно тогда вошел Тед.
— Что ты...
— Я подслушал ваш разговор, — сказал он с виноватым видом.
Черт возьми, я скучала по его голосу.
В комнате остаемся лишь мы вдвоем. Или мне так только кажется. Будто в этом мире существуем только мы одни. Хочу стоять здесь вечно. Смотреть на него. Ненавидеть его. Но все же любить. На его руке все еще виднеются отметины, оставленные после моего укуса. Я ухожу, и он следует за мной.
— Мэри, брось, поговори со мной. Ты не сможешь игнорировать меня вечно!
Я вижу свободное место между бабушкой и женщиной с кучкой резвящихся вокруг нее детей. Плюхаюсь на сидение, и он встает передо мной. Розовый талончик гласит: Д097. Монитор отвечает: Д013. Ожидание обещает быть очень долгим.
— Пожалуйста, детка, — умоляет он. — Дай мне объяснить. Давай поговорим о том, что ты увидела.
Его кроссовки выглядят новенькими и дорогими. Ничего общего с обувью бедных детишек из группового дома. Таких как я. Он опускается на колени, чтобы поймать мой взгляд.
— Детка? Прошу, — шепчет он и кладет руку мне на бедро.
— Не смей прикасаться ко мне, — говорю я.
— Эй, прекрати отталкивать меня.
— Не смей ко мне прикасаться.
— Мэри. То, что ты видела. Все не так, как ты думаешь!
Женщина с детьми, по соседству со мной, ловит каждое слово нашего разговора. Напротив нас сидит пожилой мужчина в строительном комбинезоне. Он смотрит на Теда так, будто хочет сказать что-то, но молчит.
— Новые, — говорю я с укором и киваю на пол.
Тед опускает глаза и смотрит на свои кроссовки так, словно забыл, что они вообще на нем.
— Это подарок.
Всегда ли Тед был таким лжецом? Да. Знала это с самого начала. Он не мог полюбить такую как я. Не после всего того, что я сделала.
Старушка, сидящая рядом, настолько увлеклась происходящим, что пропустила свою очередь. Она подскочила на ноги, и Тед занял ее место.
— Я понимаю, что у тебя сейчас на уме и просто хочу объяснить. Мне не следовало тебе врать. Но, детка, это было ради нас с тобой.