Ярко залит светом и кабинет управляющего. Сегодня здесь тихо играет оперетта «Венская кровь» Штрауса, а вчера звучала речь одного из рабочих, который оправдывался за разбитый им ценный сосуд с химикатами. Я улыбнулся ему, даже хлопнул по плечу, сказал, что в этом нет никакой беды, но ему стоит быть осторожнее. Когда он, ободренный моими словами, направился к двери, я выстрелил ему точно в затылок.

Кровь, осколки черепной коробки и мозговую субстанцию на стенах убирали до глубокого вечера.

Снег не прекратился и на следующее утро, но даже и эта проблема не могла испортить хорошего настроения Доминика, проснувшегося немного раньше Лилли. Чувствовал он себя немного разбитым после тяжелого сна, полного смутных образов и неясных силуэтов, бесконечных дорог и закрытых дверей, но после первой кружки кофе сон поблек, потускнел и пропал окончательно, оставив после себя только неприятное послевкусие. Доминик приготовил завтрак, стараясь не разбудить Лилли, вышел из дома, накинув пальто, и закурил первую сигарету, любуясь красотой заснеженной природы. В свои тридцать два Доминик успел посетить несколько стран, и теперь мог сказать со всей ответственностью, что ни в одной стране, где довелось побывать, нет такой сказочной и красивой зимы, как в Германии. Дело было даже не в приближении Рождества, которое и без того не за горами. Просто в таких местах ощущение чего-то волшебного, предвкушение чуда, чувствуется намного ярче и острее, чем где-либо еще.

Он неспешно изучил надворные постройки, заглянул в оба флигеля, поглазел на огромную ель, выросшую у правой стены дома, зашел на застекленную веранду, стараясь представить себе, как этот дом должен был выглядеть накануне Рождества два века назад, когда здание окружал тяжелый кованый забор, а над воротами виднелась готическая надпись «Бог есть любовь». В голову не пришла ни одна стоящая идея и, в конце концов, Доминик понял, что зверски замерз. Он выбросил сигарету и поспешил в дом. К моменту его возвращения Лилли как раз должна была проснуться.

День клонился к полудню, когда Доминик наконец-то навел сносный порядок в своем кабинете, и комната приобрела более-менее приличный вид. Возможно, все дело было во вчерашней усталости, а быть может, в совсем другом освещении, ведь теперь через широкие окна стелился ровный белый свет, но результат работы ему даже понравился. Единственное, что портило впечатление, так это убогие картины, поэтому Доминик снял их все до одной. Вышло еще более удручающе: мрачные голые стены не прибавляли уюта. Не исправили ситуацию и развешанные совместные фотографии – или их было слишком мало, или пафос кабинета требовал более серьезных решений, так что над интерьером следовало еще подумать. Не найдя ничего лучше, он присоединился к Лилли, разбирающей последние чемоданы в своей комнате. Дом начинал нравиться Доминику по мере появления в его стенах знакомых и дорогих сердцу вещей, которые они прихватили из Дрездена с собой. Так что, когда последнее покрывало легло на кровать, а тяжелые портьеры, которые укрывали окна, сменили легкие прямые шторы, Доминик признался себе, что вчера немного перегнул палку, и их новый дом совсем неплох. Впрочем, при дневном свете многие проблемы решаются сами собой.

Спальню они привели в порядок совместными усилиями, передвинув кровати и сменив тяжелые портьеры на легкие шторы. Единственное, что вгоняло в тоску – это покрашенные в зеленый цвет голые стены да пара дешевых пейзажей, и Доминик решил заняться ремонтом в ближайшем будущем.

Первую небольшую прогулку они совершили через несколько часов, когда снег, казалось, устал осыпаться на землю из разорванной небесной перины, а ветер стал тише завывать в высоких черных кронах. Лилли тогда предложила прогуляться вокруг дома, развеяться и взглянуть на окрестности при свете дня, чему Доминик был даже рад.

Не смотря на то, что двор был завален снегом, и иногда сугробы доставали до колен, им удалось отыскать прямую дорожку вдоль правого крыла, откуда открывался чудесный вид на прилегающий парк. «Мы словно маленькие дети, которые приехали на каникулы к дальним зажиточным родственникам, – подумал Доминик, обнимая Лилли за талию, – У этих родственников шикарный дом, полный шкафов и скелетов, в которые запрещено заглядывать, а в подвале, наверняка, целая гора сокровищ. Или мертвецов, как было в одной из книг Виктора Венцеля».

К концу часа, когда ветер стих почти окончательно, а снег, напротив, ударил с прежней силой, Доминик взобрался на небольшую возвышенность, образованную двумя здоровенными валунами, привалившимися друг другу, Лилли же больше интересовал внутренний двор. Немного дальше, с вершины холма, поросшего жесткими облетевшими кустами, был виден заснувший в зимней стуже старый городок Глекнер, перемигивающийся фонарями и окнами далеких домов. Доминик подумал, что его вчерашние тревоги не слишком-то себя оправдали. Пусть дом и находится на окраине, добраться до жилой части города не составит большого труда даже пешком – часа ходьбы вполне хватит, чтобы выбраться на оживленную трассу, а оттуда, учитывая размеры Глекнера, и до центра рукой подать. На какое-мгновение ему стало неловко за вчерашний тон разговора с Бергманом, но обдумать эту идею он так и не успел.

–Эй, Доми, подойди-ка сюда. Ты должен это увидеть.

–Что, милая? О чем это ты?

–Просто подойди сюда, Доминик.

Лилли ждала его возле здоровенной ели, которую Доминик заприметил еще сегодня утром, решив, во что бы то ни стало нарядить ее на Рождество. Прямо возле правой стены дома, примыкая к одной из бесконечных комнат, среди наваленных за последние дни сугробов виднелся ровный квадрат расчищенной от снега земли. Снег убирали так тщательно, что в глаза бросалась промерзшая земля и редкие кустики травы, облепленные льдом и снежинками. Доминик присвистнул, потер подбородок, взглянул на супругу, задумчиво разглядывающую ровный квадрат.