Шрифт:
– Так и будешь сидеть? – спрашивает Магда. – Или снимешь полотенце?
Обнажившись, замечаю в руке Магды презерватив. Она встаёт передо мной на колени, распаковывает кондом, берёт его в губы и ловко надевает на мой невольно крепнущий ствол.
– Как ты хочешь? – спрашивает Магда.
– Не знаю… Сядь на меня сверху.
– Я сверху не сажусь.
– Тогда позови управляющего.
– Что?!
– Просто шучу. Иди сюда.
Магда наконец-то впервые искренне улыбается и ложится рядом. Взбираюсь на неё. Под белой простынкой шуршит жёсткая клеёнка. Античная Магдина задница на ура резонирует с моим пьяным естеством. Жёсткие толчки. Тихий стон. Боже, ну почему это так хорошо?..
Дверь комнаты отворяется, раздаётся голос Дани Овчара:
– Серёжа! Не выйдешь на минуту?
Не прерываясь, спрашиваю:
– Что-то срочное, да?
– Да. Паша бурагозит. Я сейчас начну его убивать.
– Тю, – еле слышно произносит Магда между фрикциями.
– Ладно, – говорю, – сейчас приду.
Овчар закрывает дверь. Я сгребаю в охапку Магдины волосы, прикладываю её щекой к шершавой стене и ускоряю темп. Свободной рукой хлещу Магду по заднице, она постанывает, вскрикивает и ухает – теперь уже не притворно. Не умаляя скорость, принимаюсь рукой терзать Магде клитор, пока она не кончает. Пока её тело сотрясает оргазм, валю её на спину, избавляюсь от кондома и эякулирую на лицо.
– Эй!.. – только и произносит она.
– Эге-гей, – отвечаю. – Сверху она не садится, блядь. Ни стыда ни совести.
Заворачиваюсь в полотенце и иду на выход.
– Ты – козёл! – кричит мне вслед Магда.
– Скажешь, тебе не понравилось?
– Пошёл ты!
– Так я и думал.
В предбаннике Животное и Овчар ходят по кругу, размахивая закрытыми пивными банками, словно палицами.
– Ты охуел так базарить!
– Да пошёл ты на хуй весь!
– Что стряслось? – спрашиваю.
– Он охуел! – восклицает Животное.
– Э, ты ебанутый что ли, базаришь? – возмущается Овчар.
– Тюлень, блядь, ёбаный, мразь, хуй нюхай!
– Да на хую я королева!
– Что, блядь? – переспрашиваю я. – Ты сказал: «На хую я королева»?
Парни начинают смеяться.
– Так из-за чего сыр-бор?
– Да говорю же, опизденел.
– Ты же говорил, что он охуел.
– Да мне похуй, ебать!
– Джентльмены, я не понимаю! Дайте конкретики или уходим.
Все помолчали. Конкретика не приходила, так что пришлось уйти нам.
Частный сектор, тёмная улица с высокими заборами. Южная ночь, корчась, гибнет в надвигающейся заре. Дым тлеющих кострищ, кучи мокрого песка, автомобильные покрышки, раскрашенные под гжель. Вместо птиц летают мусорные пакеты. Группа Blur у Овчара в смартфоне. Что-то во всём этом не так, но это не наша проблема. Мы курим и шагаем по щебню туда, где нас нет.
Когда я проспался, моё тяжелейшее похмелье усугубила весть о кончине Бенуа Мандельброта.
0.
Когда ты был человеком и рассекал шоссе на мотоцикле своём, то дивился, что деревья вдоль трассы никогда не повторяются. Как они вообще могут повторяться? И как могут не повторяться? Постоянное и изменчивое – братья-близнецы, братья-весельчаки, братья Коэны, сёстры Вачовски. Корни в земле, крона – в небе. Корни тянут в себя, крона цветёт наружу. Крона – инверсия корней, околопалиндром. Земля питает небо через корни и кроны, мы тела свои плодами наедаем, дымом трав питаем дух. Взамен дух рождает плоды ремесла, а тело – выделения разные, в небе малополезные, зато необходимые в Земле. А где вообще небо? С какой высоты оно начинается? Быть над поверхностью Земли – не значит ли быть в небе? Надо бы помнить, что мы в небе. Вырыв яму в Земле, мы в неё заливаем небо, а куча выкопанной земли часть неба вытесняет. Помнить, что мы в небе. Если мир тебе что-то должен, он только и занимается тем, что отдаёт, но если ты должен ему, то уж не поскупись. Мы в небе. Справедливость – кредо реальности. Если ты миру не должен – так дай ему что-нибудь, а он тебе вернёт с процентами больше, чем в Зверьбанке России. Поиграй с миром, брось ему мяч, брось ему кость, брось ему плоть, брось ему центральную нервную систему. Сеешь, что жнёшь, и сеешь в этот раз лучше. Сеешь, что жнёшь, и сеешь в этот раз лучше…
132. Хостел
Снова здравствуй, город-супергерой. Поздняя осень. Ни свет ни заря иду с вокзала к метро Садовая, любуясь индевеющим Петербургом, слушаю Queens of the Stone Age. Меня ждёт койкоместо в хостеле Amor fati. Снимать квартиру или даже комнату в одиночку мне не по карману.
Хостел расположен в одной из квартир жилого дома в старом фонде. Потемневшая от времени лепнина, мраморные лестницы с низкими ступенями, вытертыми столетиями шагов. Администратор Иван: очки без оправы, чёрная водолазка, заправленная в тёртые джинсы. Волосы зачёсаны назад, пряжка брючного ремня имеет форму орла – ты под прикрытием, брат.
Большая тёмная комната с десятью шкафчиками и пятью двухэтажными койками, где спят люди. Нахожу пустую койку, сую под неё сумку и, не раздеваясь, ложусь ждать, покуда все не проснутся.
Сквозь дрём улавливаю доносящийся откуда-то голос Владимира Высоцкого:
«Течёт, течёт реченька, да по песочеку,Бережок моет, бережочек моет.А молодой жульман, ой да молодой жульманНачальничка молит.Ой ты, начальничек, да над начальниками,Отпусти, отпусти на волю.Там соскучилась, а может ссучиласьНа свободе Дроля.Отпустил бы тебя на волю я,Но воровать, воровать ты будешь.Пойди напейся ты воды, воды, воды холодненькой,Про любовь забудешь.Да пил я воду, ой пил холодную,Пил, пил, пил, не напивался.А полюбил на свободе девчонку я,С нею наслаждался.Гроб несут, коня ведутНикто слезы, никто не проронит,А молодая девчоночкаЖульмана хоронит.Течёт, течёт, течёт реченька, да по песочеку,Моет, моет золотишко.А молодой жульман, молодой жульманЗаработал вышку.Течёт реченька, да по песочеку,Бережок моет, бережочек точит.А молодая да проституточка,В речке ножки мочит»