– Дядя, что происходит, где мама? – взволнованно выпалила Ева.

– А ее что нет дома? – удивился мужчина. – Я не знаю, где она, Ева, я спешу, мне нужно переодеться, вчера я тут у вас костюм оставил, – проходя в сторону гардеробной, на ходу сказал дядя Рома.

Девушки, переглянувшись, уселись на диван и стали ждать, что же будет дальше. Ева решила, что его нужно как-нибудь задержать, если она предложит дяде выпить чаю, то у нее будет хоть маленькая возможность узнать что-нибудь об их с мамой затее. Зная, что он любил поесть, девочки начали быстро выставлять на стол все самые лучшие припасы из холодильника, красиво раскладывая их на тарелки и вазочки, и вот, когда Лана водрузила на стол парящий заварной чайник из тончайшего фарфора, появился их гость весь при параде, он был в костюме, голубой рубашке и синем галстуке в голубую полоску и в руках держал черный чехол прямоугольной формы.

– Дядя, садись с нами завтракать, у нас есть твой любимый мильфей, – дружелюбно улыбаясь, пригласила его к столу Ева. Рома с любопытством осмотрел содержимое стола, колеблясь постоял, что-то обдумывая, потом глубоко вздохнул и, направляясь к выходу, произнес:

– Ах, девчонки, в любой другой день я бы, конечно, не отказался отведать ваших угощений, но сегодня не могу, я же говорил, что спешу, – и он начал обувать совершенно не подходящие к костюму полуспортивные туфли со стоптанными каблуками, и, когда уже завязывал второй шнурок, Ева обратила внимание на чехол.

– А что у тебя здесь? – спросила она и потянула к себе знакомый черный чехол на молнии с двумя ручками сверху. В таких чехлах у них хранились картины, которые приобретались на аукционах, и те, которые достались Натали по наследству и которыми так дорожила их семья. Большая часть картин была развешена в многочисленных комнатах квартиры, а остальные зачехлили от попадания света и пыли.

– А здесь Паленов, – запинаясь, ответил Рома и потянул чехол на себя, но Ева крепко ухватилась за ручки и не выпускала их из рук.

– И куда это ты его несешь? – уже взволнованно спросила девушка, и перед ее глазами сразу возник прекрасный летний пейзаж Поленова с ветхой русской избой, Ева так любила его рассматривать и придумывать разные события, которые могли разворачиваться на этом зеленом лугу, обрамленном раскидистыми березами.

– Натали собирается отдать картину на оценку для аукциона, а у нее провис холст, вот она и попросила меня отнести картину в багетную мастерскую, чтобы ее перетянули на новый подрамник, – ответил мужчина, не глядя на свою племянницу, потом высвободил из ее рук чехол и, слегка раскрасневшись, попрощался и быстро вышел, захлопнув за собой дверь.

Ева и Лана сели за накрытый стол, от волнения и суеты у них разыгрался аппетит. Они пили чай с мильфеем, от которого отказался их непрошеный гость, и размышляли по поводу произошедшего, и чем больше они перебирали события, тем сильнее появлялась уверенность в том, что все-таки нужно позвонить Натали, но не успели они осуществить свои намерения, как у Евы зазвонил телефон. Это звонила мама:

– Ева, сейчас должен прийти дядя Рома, ты попроси его дождаться меня, пусть он ничего не предпринимает, я скоро буду дома.

– Мамочка, он уже приходил и забрал Паленова, – ответила Ева, но вместо ответа услышала прерывистые гудки телефона.

После звонка продолжать завтрак девушки уже не могли, Ева решила, что дядя выглядел так, как будто был не до конца честен с ней, и они снова отправились в гардеробную и начали открывать чехлы оставшихся картин, чтобы выяснить только ли Паленов исчез из их коллекции. Они уселись на пушистый ковер и начали расставлять расчехленные картины у стены. Через минут пять-шесть пред их взором явился небольшой вернисаж. Настоящей жемчужиной их коллекции была картина, написанная темперой на доске, с изображением одного из библейских сюжетов, домочадцы о ней говорили обычно вполголоса с налетом таинственности, что она, скорей всего, принадлежит к падуанской школе итальянского возрождения, но отдать ее специалистам для уточнения не спешили, так как боялись развенчать эту всеми любимую семейную легенду. Еще здесь были архитектурные пейзажи XIX века в массивных рамах, женский портрет неизвестного художника, три небольшие гравюры и картины, написанные в импрессионистической манере. Но девушкам не удалось вдоволь налюбоваться увиденным, их потревожил еще один телефонный звонок. Это звонила бабуля. Она спросила, готовы ли они к ее встрече, потом какие подарки привезти, и когда уже хотела заканчивать разговор, вспомнила, что неплохо бы осведомится, а все ли у них хорошо, на что Ева ответила:

– Да, все нормально, вот дядя только что приходил, у них тоже все хорошо, он даже в костюм нарядился, представляешь?

– Дядя приходил так рано, да еще и в костюме, и ты говоришь, что у вас все хорошо, а ну дай мне маму, – взволновано зачастила бабушка.

– А мамы нет дома.

– Мамы нет дома в восемь утра, да что это у вас там происходит?

– Бабуля, ты не волнуйся, просто мама хочет отдать нашего Паленова на оценку, а у него провис холст, вот она и попросила дядю отнести картину в багетную мастерскую и перетянуть на новый подрамник.

Бабушка, услышав слова внучки, совсем разгорячилась:

– Что это ты такое говоришь, мама не могла дать Роме такое поручение, она, да и он тоже прекрасно знают, что провисание такого холста никто не посмеет исправлять перетяжкой на новый подрамник! – почти прокричала бабушка и бросила трубку.

Не успели девочки опомниться, как в дверном проеме гардеробной появилась Натали в полосатом брючном костюме, бесшумно вошедшая в квартиру, она стояла и молчала, как заколдованная смотрела на прекрасные картины, думая о чем-то своем. Ева, заметив мать, резко вскочила с пола и кинулась к ней, с надеждой, наконец, разобраться в событиях такого раннего и вместе с тем таинственного утра.