Она даже не сомневалась — дом сожрет таких умников весело и с фантазией. Куда там хилым американским ужастикам! Самый страшный кошмар человека всегда внутри самого человека. А всякие монстры, маньяки и извращенцы — это вторично. Чаще всего человек убивает себя — сам.

***

Кирилл появился через четыре часа, когда был съеден торт, горячие бутерброды, выпит кофе, и сварен по четвертому разу… и то Ирина откровенно зевала.

Михаил предлагал ей поспать, но хотелось дождаться! Любопытно ведь!

Кирилл утащил горячий бутерброд, уже остывший, впился зубами в сыр, прожевал, и улыбнулся.

— Ну, все! Счастье есть!

— Оно не может не есть! Рассказывай, давай! — рыкнула Ирина.

Оборотень покосился хитрым глазом.

— А что мне за это будет?

— Еще один бутерброд?

— Тоже неплохо. Только с мясом, можно?

Ирина вздохнула и пошла на кухню.

Война войной, а мужчин кормить надо. По расписанию.

***

— Алексеева, ты… уху ела?! — орал, не сдерживаясь, Иван Петрович.

Ирина тянулась по стойке 'смирно' и предано ела начальство глазами. А то ж!

Когда оно орет — молчать надо. И не фырчать. Потом оправдаешься, как проорется. А пока стой, смотри в окно и думай о хорошем. Например о том, что свежий маникюр сделала.

И верно, минут через десять начальник выдохся, упал в кресло и прищурился на Ирину.

— Ну!?

— Не понимаю сути ваших претензий, Иван Петрович, — ведьма была невинна, аки овца тонкорунная.

— Ах, не понимает она! А почему некую Юлию Ивановну Шурыгину нашли вчера в разбитой машине?

— Не знаю…

— И как она там оказалась — тоже не знаешь?

— Ехала, наверное, куда-нибудь.

— Например, куда?

— На север. Или на юг.

— Алексеева, ты смерти моей хочешь?

— Иван Петрович, вы из меня вовсе уж изверга делаете.

— А ты что с этой заразой сделала?

— Ничего.

И верно.

Похищала ее не Ирина, допрашивала не она, в аварию — и то Кирилл пристраивал! Она так — присутствовала. Морально поддерживала. Это, конечно, и подстрекательство, и соучастие, но поди еще, докажи!

— Уверена?

— На все сто процентов. А что не так?

— Ты меня точно доведешь. Сводки я посмотрел, сводки…

— Может, и доведу, — кивнула Ирина. — Давайте я вам кое-что расскажу?

Иван Петрович полоснул ее бешеным взглядом, но смирился.

— Рассказывай.

И услышанное затем не добавило ему ни здоровья, ни хорошего настроения.

***

— Алексеева, мне надо подумать.

— А что мы можем сделать?

— Не знаю. Но подумать мне надо.

Ирина кивнула.

Начальник и старше, и опытнее, авось, что хорошее и придумает. У нее пока хороших идей не было, факт.

— УБЕРИТЕ ЭТУ ТВАРЬ!!!

Визг был такой силы, что даже дверь задрожала.

Ирина переглянулась с начальством — и они быстрее молнии выскочили из кабинета.

И замерли в восхищении.

В кабинете шел снег.

Белый, он падал с люстры, устилал ковер, кружился, словно яблоневый цвет…

Здоровущий попугай ара, зажав в лапах несколько листов отличной белой бумаги, откусывал от них по кусочку — и сплевывал вниз.

И собирался продолжать этот процесс и дальше.

А под люстрой бесновалась Мария Бусина, мать безвременно убитого наркоторговца.

— Что происходит? — тихо поинтересовался начальник. Не орать же сразу?

— Гражданочка пришла заявление подавать, — объяснил Сеня. — А я его взять и не успел… может, еще раз напишете?

— Я! Да я!!! Да вашу птицу на суп пустить надо!!!

— …!!! И…!!! Дура непролазная! — отозвался с люстры попугай.

— ВОТ!!

— А о чем, хоть, заявление?

Женщина уперла руки в бока.

— О том!!! Жалобу на вас подавать буду!

— За что?

— А за то, что вы моего сына оклеветали! Не торговал он наркотиками! Не было этого!

— Это не к нам…

— Ах, не к вам!? Да мне по двору теперь не пройти! Мне едва вслед не плюются! Мне…

С точки зрения Ирины — а что она хотела? Никому не нравятся наркоторговцы. Это ж так! Рядом с тобой живет гнусная гадина, которая травит твоих детей!

Это — страшно!

Гадюку можно отпустить, а вот такое существо… только лопатой! По хребтине, чтоб всю оставшуюся жизнь только ползал!