Показалось Ирине — или рядом кто-то вздохнул? Чуточку полегче, еще не успокоившись, но — с надеждой на лучшее.

Нет, не показалось.

Некромантка обернулась и погрозила пальцем в пространство.

А в прозекторскую ввезли каталку с телом.

***

Ирина смотрела на некромантку с уважением.

Бабка распоряжалась всем, как опытный генерал.

Под ее командованием был зажжен верхний свет, тело перенесено с каталки на стол, а потом все лишние вышли.

Остались только труп — и трое непосредственных участников.

Ирина стояла в углу и смотрела.

Вот появились черные свечи, вот вокруг тела была нарисована сложная фигура, заключившая в себя труп — и некромантку, вот она достала нож, сделанный из чего-то черного и принялась чертить сложные узоры прямо на теле…

Эй!

Это же труп потерпевшего!

Зачем вносить свои дополнения?

Но Ирина промолчала. Хотя и не из трусости. Просто — кто ее слушать станет? Эмма Марковна напомнила ей паровоз — этот с рельсов не свернет.

Не было ни слов, ни каких-то ритуалов. Ничего.

Просто Эмма Марковна встала в ногах у тела — и протянула к нему руку.

А в следующий миг…

Как же стало холодно в прозекторской.

Здесь и раньше-то было холодно и гадко, но сейчас… Сейчас атмосфера пробирала до костей. Она вымораживала, она заставляла корчиться от боли.

И еще….

Было ощущение, что за тобой незримо наблюдает… некто.

Смерть?

Ирине казалось, что она угадала.

Хозяйка загробного мира решила почтить морг своим визитом и полюбоваться на работу своей подчиненной.

А им как быть?

Страшно…

Ирина невольно прижалась к Кириллу, и оборотень притянул ее поближе.

— Чшшшшшш…

Его тоже слегка потряхивало. Страшно же, господа! Страшно…

Он тоже это чувствовал, но — куда деваться?

— Светличный, Николай Павлович! Я призываю!

Голос некромантки пророкотал так, словно она говорила из бочки. Или еще откуда поглубже — из подземелья?

Или вовсе не она призывала сейчас ушедшую душу?

Неизвестно, что бы сделала или сказала Ирина от нервов, но в следующий миг труп шевельнулся, дернулся — и открыл глаза.

Попробовал сесть, потянул на себя простыню.

— Тетя Эмма? Вы?

— Я, глупый мальчишка, — некромантка прикусила нижнюю губу. И именно сейчас Ирина подумала, что она очень стара.

Сто пятьдесят лет?

Врешь, тут верных двести пятьдесят, а то и триста! Может, и Петра еще помнит. Которого? Первого!

— Не понимаю?

— Что ты не понимаешь? Что тебе насмерть разбили голову?

— Насмерть?

— Ты ничего не помнишь?

— Помню, — протянул магистр. Он выглядел подозрительно живым и на глазах становился все более сообразительным. — Помню… мне позвонил Кирилл… мы поговорили. Я пошел к Вере и спросил ее про кольцо. А она…

— Что — она?

— Сказала, что потеряла его. Соврала, конечно.

— Ты начал ее расспрашивать?

— Да!

Лицо магистра исказилось от ярости, он все вспомнил. И принялся рассказывать.

Конечно, он спросил у жены, где кольцо. Чай, не платок сопливый, там бриллиант стоил бешеных денег. Ладно, ощутимых даже для магистра.

Вера принялась мести хвостом — не знаю, не помню, потеряла, не подумала…

Николай, естественно, не поверил — и принялся вытряхивать правду из любящей женушки.

Ага, на свою голову.

Вера ушла в глухую несознанку, Николай, который за время своего магистерства стал неплохим менталистом, принялся ломиться в ее разум, и обнаружил на нем вампирские щиты.

А эти твари — сильны именно в магии разума.

В некромантии, левитации, метаморфизме, анимагии — и менталистике.

Щиты сломать удалось далеко не сразу.

Николай давил, Вера сопротивлялась, но наконец, он проломился внутрь — и магистру стало плохо.

Заговор он прозевал у себя под носом.

Вера, конечно, его любила.

И замуж вышла по любви, и жила с ним по любви, и убивала от любви (да-да, и вторая жена, и мать его сына… только сейчас это уж не доказать). А Николай с ней жил из-за выгоды.

Вера была удобна, нетребовательна, у нее хватало денег, у нее были родители со связями и деньгами… ну и?

Почему этим нельзя воспользоваться?

Николай так и поступал. Но… позволял себе шалости на стороне, погуливал, Вера обижалась, и постепенно, потихоньку…

Как-то получилось так, что у Веры появилось насквозь неправильное мнение.