– Норвежец никогда не возьмёт ничего чужого, – объясняю я Фоме. – Вот, например, поставь чемодан посреди улицы и никто не обратит на него внимания. Будут ходить мимо, словно его и не видят. Будешь им этот чемодан предлагать и навязывать – не возьмут даже под угрозой применения силы.

– Чемодан у меня есть, – тихо произнёс Фома, и задумчиво замолк.

Ставангер город не такой уж большой. Заправились в порту, а потом переместились и причалили прямо к городской набережной. На улицах всё чисто и аккуратно. Народ приветливый и весёлый. Никаких признаков присутствия лошадей вроде той, на которой мой дед демонстрировал класс верховой езды, мы не заметили. Лом на камбузе готовит обед, а Фома ведёт себя как-то странно. Вытащил на палубу свой чемодан с вещами, и привязывает к нему тонкую верёвку.

– Ты что делаешь и зачем? – спрашиваю я его.

– Хочу по старинному русскому обычаю проверить норвежцев на честность. Больно уж диковинные вещи ты о них говоришь.

И потащил чемодан на берег. Поставил его на видном месте, протянул верёвочку, замаскировал её и спрятался за надстройку. Мне из рубки прекрасно видно, что происходит. В рубку поднялся Лом. Я объяснил ему суть эксперимента, и мы стали наблюдать за событиями уже вдвоём. Люди ходят и не обращают на чемодан никакого внимания. Один прохожий чуть не наткнулся на него, и осторожно обошёл. Через некоторое время другой прохожий остановился около чемодана, с интересом обозрел его, потыкал носком ботинка и пошёл дальше. Дама остановилась, поставила на чемодан, наверное, тяжёлую хозяйственную сумку, отдохнула и поволокла свою ношу дальше. Проследовала мимо чемодана группа прохожих, на мгновение, скрыв его от наших глаз. Интересная затея пришла в голову Фоме. Вспомнились наши совместные с приятелями детские забавы с кошельком на ниточке. Наблюдали, наверное, целый час.

– Обед стынет, – напомнил Лом.

Я приоткрыл дверь рубки и сказал Фоме:

– Лом обедать зовёт. Кончай свои опыты. Провалились они. Никто не хочет брать твой чемодан. Честность у норвежцев в крови уже сотни лет.

Фома кивнул и начал сматывать верёвку. Соскочил на берег, взял чемодан и с изумлением на лице потащил его на борт. Положил на палубу и раскрыл. Чемодан пуст. Вещи из него куда-то испарились. На озадаченную физиономию Фомы стоило посмотреть. Мы с Ломом, забыв про обед, хохотали до колик в животе. За столом, поглощая обеденное варево Лома, Фома с горя по безвозвратной утрате своего имущества вдруг разоткровенничался.

– Вы же знаете, что мой дед был карточным шулером и мошенником. Рано умерший отец тоже и я не избежал своей участи как семейной профессии, но такого фокуса, какой проделали честные норвежцы, мне видеть не приходилось. Слышать тоже, а ведь опыт у меня богатый.

– Странно слышать о карточном игроке с богатым опытом, который работал бы на землечерпалке. Может, объяснишь? – попросил Лом.

– Проигрался. Сильнее меня в картах противник оказался. Раздел, что называется, до нитки и ещё в долг меня вогнал. Отдавать нечем. Вот и скрывался на землечерпалке. Кому в голову придёт искать меня там? На хлеб хватало.

– А механиком-то как стал?

– Никак. Могу только включить-выключить, да тряпкой протереть. На землечерпалке от меня ничего другого и не требовали. Только здесь с вами немного разобрался в моторах. Оказывается, ничего сильно сложного. Как в покере [14] .

Утром отчалили от набережной, вышли в море и пошли искать шхеры с фиордами и белками. Пришлось забраться ещё севернее Ставангера. Нашли это природное явление. Фиорд словно извилистое горное ущелье, стоящее в воде. Склоны, поросшие густым лесом и тишина, нарушаемая лишь разноголосьем северных птиц. Интересное природное явление, возникшее миллионы лет назад в ледниковый период. Углубились в это чудо и пристали к берегу.

– Будем ждать отлива, чтобы для интереса застрять между скал или половим рыбу? – поинтересовался у меня Лом.

– Половим рыбу. Доставай снасти. Наживки у нас нет. Так что будем ловить на хлебные шарики.

Премудрое это дело – хлебные шарики. Берёшь свежий и чуть смоченный постным маслом хлебный мякиш и начинаешь его тискать так и этак до тех пор, пока он не становится похож на пластилин. В воде он, конечно, размокнет, но не так сразу как просто кусок хлеба. Скатываешь из этого пластилина небольшой шарик, и насаживаешь на крючок вместо червячка. Глупая рыба подплывает к шарику и удивляется, что это не червяк. От удивления разевает рот, и шарик с крючком сам собой всасывается в рыбью пасть. Теперь можно и подсекать. Главное уловить для этого нужный момент. Мы с Ломом несколько раз уловили, а Фома только смотрел за этим волшебством, раскрыв рот, как удивлённая рыба.

– Жареная на костре без сковороды рыба гораздо вкуснее, чем жареная на плите, – озвучил Лом способ приготовления кушанья. – Самое сложное, то это как уловить момент, когда она будет готова. Важно не передержать её над огнём и не снять с огня слишком рано.

Высадились на берег, насобирали сучьев и разожгли костёр. Белки по деревьям так и шастают вверх-вниз. Нанизали рыб на прутики, посолили и развесили над костром. Пламя с потрескиванием весело лижет ветки, рыбки румянятся, белки продолжают шастать туда-сюда, с любопытством поглядывая на нас бусинками своих глаз. В животе начинает урчать от предвкушения непревзойдённого удовольствия. Запах просто сводит с ума.

– Скоро там? – не выдерживает Фома, сглатывая слюну.

– Скоро-скоро, – успокаивает Лом, – уже совсем недолго осталось. Нельзя снимать с огня прежде времени. Всё удовольствие можно испортить. Рыбка получится мягкая, сочная, просто божественная, с приятным еловым дымком. Такую ни в городе никогда не сделаешь, ни даже на камбузе. Хорошо, что мы её почистили, но ошкуривать от чешуи не стали. В чешуе мясо рыбы при пропекании приобретает вообще божественные вкусовые свойства…

– Помолчал бы уж, Лом. Все нервы вымотали твои гастрономические сказки. На слюну изойдём и погибнем, так и не попробовав замечательной, царской рыбки, – оборвал я Лома.