Шрифт:
Когда Артур вместе с Борисом и какой-то тщедушной девицей в оборванном красном платье обсудил свой Великий План, Аманда еле удержалась от того, чтобы не вдарить кулаком по замковой стене. Вот предатель. А ведь она чувствовала, что что-то не то…
За год Аманда слегка растеряла социальные навыки и, возможно, стала чуть более резкой, эмоциональной и… искренней в своих глубинных желаниях, но она не ожидала, что Эдинброг вот так сходу отвергнет ее. Ее и ее план. Созданный для них двоих, между прочим!
Ублюдок!
И кто эта невзрачная баба, чей нос перепачкан в мраморной крошке? Почему Артур берет ее за руку, уходя? Предатель вдвойне.
«Что ж, — подумала Аманда, — Значит, план придется немного модифицировать».
И когда заговорщики разошлись, она решительно отправилась вслед за Борисом Отченашем.
…Борис долго и с удовольствием принимал душ.
Ванную комнату заволокло паром, махровое полотенце приятно царапало распаренную кожу, волосы вились темными колечками, в голове играла героическая музыка в стиле Ханса Циммера.
Землянин злился и одновременно испытывал некое приятное возбуждение: он любил, когда жизнь бурлила, и мысль о подрывной деятельности портала ему нравилась. Совершенно неясно, что будет потом, но сейчас всё, как минимум, интересно.
Бор побрызгался одеколоном, подмигнул себе в зеркале и, напевая под нос, вышел из ванной.
— Привет, сладкий! — сказала Аманда ДэБасковиц, взявшаяся не пойми откуда и лежавшая на его диване.
Борис окаменел.
— Аманда, крошка! — почти не фальшиво завопил он мгновение спустя. — Кто выпустил тебя из лазарета?!
— Сама вышла, — она улыбнулась и помахала лазоревой бархатной карточкой, лежащей на журнальном столике. — Ты дружишь с драконом Ойгонхартом, а?
— Нет, не сказал бы. Но он все равно приглашал меня выпить, — Борис старательно изображал радость при виде девушки.
Получалось… сносно. А все же: как бы вытурить ее отсюда?
— Ага, он всех приглашает. И меня тоже звал, и ничто его не пугает, — рассеянно протянула Аманда. — Возле моей кровати целая стопка таких карточек. Надо будет заглянуть к нему… Уж кому-кому, а мастеру Ойгонхарту точно интересно узнать про языки иных миров. И, кстати! Про «интересно» и «интересности».
Девушка сощурилась, намеренно соблазнительно перекинув одну длиннющую ногу через другую. Борис почувствовал себя не в своей тарелке.
— Ты подслушал мой разговор с Артуром, — дружелюбно оскалилась Дэ Басковиц.
— Что за глупости, Ами? Какой разговор?
— О том, что я заплачу твоей планетой за счастье Гало.
Девушка лениво встала и приблизилась к Бору. Обхватила его руками за шею. Кадык Отченаша дернулся.
— Я знаю, что ты был там, Борис. Ты и какая-то девица. Кто это? Ваша новая подружка?
— Ами, я сомневаюсь, что это нормально, что ты ходишь по Форвану без сопровождения…
— Скажи, как тебе мой план? Что, если я предложу тебе стать моим королём вместо Артура?
— Ээээ.
— Мы будем править вместе. А твой мир… Ну не зря же ты его покинул? Чего жалеть?
— Аманда, тебе надо выспаться. Ты после спасения очень устала — это видно, — вроде как выкрутился Отченаш и даже утешительно погладил ее по затылку.
— Поня-я-ятно, — протянула в ответ девушка. И потом, чуть сместив объятье, очень технично и аккуратно провела пальчиком вдоль сонной артерии, дополнив жест старым добрым заклятьем: — Dorenmi.
Бор мешком грохнулся на пол.
— Хорошо, что я стала гораздо сильнее за этот год… — пробормотала Аманда, хватая бессознательного землянина подмышки и оттаскивая к гардеробу — переодевать.
Глава 50. Думал, ты и не скажешь
— Артур… — я следила за тем, как Эдинброг собирает чемодан.
Точнее, чемодан сам себя собирал — в лучших традициях волшебных сказок. Он лежал в центре спальни, призывно откинув крышку, и одежда, книги и артефакты сбегались в него, как муравьи, понурой, но деятельной кавалькадой.
— Да? — Эдинброг обернулся.
Была уже глубокая ночь, и с того момента, как мы пришли в комнату, студент все время мрачно и сурово что-то делал. Я видела, как он напряжен.
— А куда мы потом денем Бориса?.. — трагически вопросила я.
Не то чтобы это был самый волнующий в мире вопрос, но я уже обалдела от тишины, так что — что прыгнуло на язык, то прыгнуло!
Мысль повисла, как домоклов меч, несоразмерно поверхностная по сравнению с прочими. Мы с Артуром посмотрели друг на друга долгими взглядами. И вдруг расхохотались.