— Никогда не успеваю сделать это. Ты каждый раз пропадаешь.

— Наверное, очень долго ждешь.

Его грудь тяжело вздымается. Доски косяка трещат под его пальцами. Судя по тому, что от него несет не пивом — он налегал на что-то посерьезнее. Яркие глаза вспыхивают все ярче и ярче. Не будет безумием признаться себе самой, что парень, красив как никогда.

— Дарресон!..

— Раф. Поговори со мной!

Он берется за мои руки, стараясь освободиться от моего захвата. Но у него не получается. Ему придется сломать мне их — тогда выйдет сделать то, что он хочет.

— Чуть-чуть?! Потом ты подойдешь к Кросби и предупредишь его не поддаваться моему обаянию, а также скажешь, что не стоит общаться со мной и ни при каких обстоятельствах.

Мне больно. Он разгибает мои пальцы, а я не подаю вида, что мне плохо. Как хорошо я это делаю неизвестно ведь Рафу теперь уже может быть все равно.

— Ведь я чудовище и только и умею, что обижать дорогих мне людей.

— Ты путаешься в показаниях, Дарресон. Вампир и чудовище — это я, а человек — это ты.

По ногам проносится холодный воздух сквозняка. Кросби нашел выход.

— Я не хотела тебя обидеть и не дело вовсе не в том, кто есть кто на самом деле.

Я отпускаю его и тут же хватаю его за шею. Это очень неудобно стоять вот так, но мне придется потерпеть.

— Ты лучше меня, — говорю я, подбирая слова. — Всегда был таким.

Рафаэль выпрямляется, а мне приходится тянуться до него, в конце концов отпустить и просто сложить руки на его плечах.

— Правильным.

Раф всегда был таким, а то, что произошло, между нами, лишь подтвердило это.

— Мне страшно подумать, что когда-нибудь ты оступишься и это случится…

Мгновение промедления, что-то такое происходит с ним. Какая-то мысль приходит в эту невероятно умную голову.

— Ну ты даешь, Алекс! Извиняешься и одновременно плюешь в меня! Я монстр не снаружи, а внутри!

— Из-за меня, — договариваю я окончание фразы.

Я смотрю на хлопнувшую дверь дома, потом оглядываюсь назад, убеждаясь, что осталась на кухне одна, возвращаюсь к почти нетронутому чаю Стэна и допиваю его.

— Нет, чудовище — это я, что извиниться нормально не может.

Прошло уже несколько дней, а я все жду, когда вернется Рафаэль. За всеми заботами Стейси, сборами Кросби и своими собственными делами, что я пытаюсь найти для себя я то и дело смотрю на дверь и прислушиваюсь к тому, что происходит за оградой небольшого особняка.

— Он больше не вернется, — говорю я себе тихо, пытаясь настроиться и не расстраивать больше.

Я все прекрасно понимаю. Я знаю, что добивалась именно этого и все равно хочу увидеть его.

— Помоги-ка мне, Алекс.

Стэн садится напротив меня, загораживая обзор холла. Он не обращает внимание на мой недовольный взгляд, а протягивает стакан с апельсиновым соком.

— Стейси просила передать.

— Тебя попросила потому, что ей я скоро откушу ей руку?

— Я всё слышу! Я пошла в магазин! Скоро буду!

Стэн дожидается, когда закроется дверь, ждет еще несколько секунд, а потом улыбается мне.

— Почти.

Стейси кормит меня так словно на убой. Высокий стакан апельсинового сока — малое из бед. Кошмар в том, что я ем каждые полчаса. Иногда, еще чаще. Это ужасно. В меня все влезает и каким-то образом рассасывается. Шучу, конечно. Челюсть болит ужасно. Стала ли я лучше выглядеть? Ну… По заверениям Стейси чуть-чуть. Мне же все равно. Главное — родить и остаться живой и невредимой.

— С чем тебе помочь? Ты же видишь я занята.

Я показываю ему книжку «Уход за ребенком». Я сейчас нахожусь в разделе с первых дней и до трех месяцев. Все что я могу сказать по поводу прочитанного — я в панике и местами в ужасе.

— По меньшей мере час ты топчешься на сорок второй странице.

— Я медленно читаю! — упорствую я, захлопывая книгу и зажимаю раздел пальцами.

Информация о газоотводных трубках повергла меня в ужас. Бедные младенцы! Моей рыбке тоже не нравятся такие перспективы, все то время что я читала о коликах и газиках она кувыркалась как бешеная и время от времени врезалась мне в руки.

— Ладно тебе вредничать.

Стэн расстилает передо мной карту Нью-Йорка и забирает книжку. Она отправляется к небольшой стопке других пособий для молодых мам, которыми меня обеспечила Настя. Она не любит, когда ее так зовут. Мне же кажется, что это имя делает ее милее, живее, человечнее. Я так зову ее, чтобы подразнить, но совсем немного.