— Там есть калитка? — догадалась я.

— Да, там можно выйти, — тихо ответила Эмили, — на улицу. И никто не увидит.

А вот это здорово. Надо разведать, куда так можно выбраться. Что-то подсказывает, что возможность покинуть дом, не попав под пристальный соседский взгляд, мне еще пригодится. Эмили подошла и робко опустилась рядом со мной на скамейку.

— Красиво, — зачарованно прошептала она, глядя на мой рисунок. — Он получается такой настоящий, такой живой. Ты очень талантливый художник, Вивиан.

— Спасибо, — смущенно ответила я, — но он еще не закончен.

Было видно, что слова девочки — это не просто дань вежливости, а искреннее восхищение. А такая оценка не может не тронуть сердце художника. Поэтому я решила поделиться с ней тем, во что когда-то вкладывала свою душу. Отлистнула страницу назад и подала Эмили. Этот альбом еще совсем новый, и из старых рисунков здесь был всего один. Нарисованный еще до исчезновения жениха.

По губам скользнула грустная улыбка. Дом, где мы с Эриком собирались жить после свадьбы. Там все было именно так, как нам хотелось. Мы вместе выбирали отделку и мебель, спорили по поводу планировки, заказывали растения для сада. И дом получался замечательный. Небольшой, но очень уютный. Светлые стены, темно-коричневая черепица, живая изгородь из остролиста. Я рисовала его таким, каким видела тогда. Весь залитый светом, полный надежды и радостного предвкушения. А потом все это разом закончилась…

— Какой он теплый. — Из нелегких дум меня вырвал тихий голос. — И солнечный. Я так давно не видела солнца…

Эмили протянула руки и бережно коснулась бумаги кончиками пальцев.

— Так тепло, — повторила она, как-то благоговейно поглаживая бумагу.

Я уже открыла рот, что бы поблагодарить за похвалу, но вдруг подавилась собственным вздохом. Взгляд зацепился за хрупкую руку. Поднявшийся рукав платья обнажил бледную кожу девочки, и я увидела тонкие шрамы, пересекающие запястье. Боже мой, а ведь ей всего двенадцать лет. Что же такого могло случиться, чтобы она стала резать себе вены?

— Хочешь, я подарю его тебе? — внезапно вырвался вопрос.

— Подаришь? Правда? — В огромных глазах девочки блеснула робкая недоверчивая надежда.

— Правда, — ответила я отчего-то дрогнувшим голосом.

Я вытащила лист из альбома и протянула его девочке.

— Спасибо, — пробормотала она, прижимая рисунок к груди, будто он был ее самым большим сокровищем. — Мне никто никогда не делал таких подарков.

Глядя на ее лицо, озаренное удивительно чистой и безоблачной улыбкой, не могла не улыбнуться в ответ. Рисунка было совсем не жалко. Пусть он подарит Эмили хоть немного солнца и тепла. А я нарисую еще много таких картин. Ведь вернусь туда, и Эрик обязательно вернется, и мы будем счастливы в доме, который построили для нас двоих.

— Можно я буду приходить к тебе в гости? — спросила Эмили внезапно. — Хоть иногда.

— Можно. Не знаю, надолго ли здесь задержусь, но пока я в Гленмаре, заходи.

— Только чтобы Августа не видела, — хихикнула она. — Пусть это будет нашим маленьким секретом. Хорошо?

— Да, наверное, так будет лучше, — не стала спорить я.

Эмили медленно поднялась со скамейки и, беззвучно напевая что-то себе под нос, пошла к калитке. А я смотрела со смесью жалости и грусти. Маленький, но удивительно тонко чувствующий человечек, уже успевший познать что-то очень страшное.

На следующий день я решила погулять по городу. Присмотреться к его жителям, зайти в какой-нибудь бар и послушать местные сплетни. Искать даже малейшие зацепки, подозрительные слухи, прикидывать, к кому можно обратиться за помощью. В общем, прислушиваться, присматриваться и принюхиваться. Но все мои планы нарушились самым неожиданным образом.

Я прошла по центральной площади Гленмара и уже было собиралась свернуть на улочку с гордым названием Кингс-стрит, как вдруг мой взгляд зацепился за мужскую фигуру на противоположном конце площади. Высокий подтянутый мужчина выходил из бакалейного магазина, любезно придерживая дверь какому-то старичку. Хоть между нами было несколько сотен футов, узнавание пришло мгновенно. Сердце словно остановилось на секунду, а потом забилось как сумасшедшее. Эрик… Живой…

От облегчения я просто впала в какой-то ступор. И сейчас вместо того, чтобы с воплями радости бежать навстречу любимому, с глупой улыбкой стояла на месте и жадно рассматривала его, ловила взглядом каждое движение, каждый жест.

— Хорош, правда? — Из блаженного созерцания меня вывел немного скрипучий женский голос.

— Простите? — переспросила я, растерянно оборачиваясь.

Рядом со мной стояла очень старая женщина. Сухонькая и сгорбленная, она опиралась на толстую трость, и казалось, что, не будь этой самой трости, пожилую леди унесло бы сильным ветром. И очень странно было видеть на ее морщинистом лице выражение влюбленного восхищения.

— Хорош, — повторила она с грустным вздохом.

— Кто?

— Он, — старушка указала в сторону бакалеи. — Жених дочки мэра.

— Кто? — удивилась я. Потом посмотрела в ту сторону, пытаясь найти мужчину, о котором она говорит. И озадаченно пожала плечами, потому что на площади вообще никого нет, кроме нас и Эрика.

— Брюнета высокого видишь? У «Бакалеи Кросби»? — Я медленно кивнула. — Это жених Аннабель Морт. У них через месяц свадьба. Весь город будет на ней гулять. Да, Аннабель всегда получает все самое лучшее. Вот и жениха себе отхватила на зависть. Хотя девочка этого заслуживает, да. Эх, где мои семнадцать лет….