К тому моменту, как на улице стемнело окончательно, сестрёнка сверкала и блестела чистотой, а на столе перед нами стояли две большие тарелки с ужином — хозяин постоялого двора расщедрился на жаркое с грибами и чем-то похожим на картошку, плюс большую булку хлеба.

— Алин, нам нужно поговорить насчет дальнейших действий, — закончив с едой, я достал из кармана гаечный ключ. При каждом взгляде на культиватор то и дело всплывала надпись «Доступна модификация!», и на меня это действовало как красная тряпка на быка.

— Кстати, Сэмми! Мы ведь теперь будем жить тут, да? — встрепенулась она, тихонько бурля пищей в бензобаке. — Пошли завтра походим по городу! Хочу посмотреть вкусняшки, и одежду, и вообще местные лавочки…

— Тебе-то зачем одежда? Ты ж железная. И вообще, я хотел с тобой поговорить.

— О чём?

— Тут такое дело… — я замялся. И как вот ей сказать про то, что я реально встрял с этим поединком?

Едва я набрался смелости пред лицом культиватора-сестрёнки, как в дверь сарая постучали.

— Что за… — я вскочил с места, когда дверь открылась — и внутрь вошли двое.

Невысокие худенькие фигурки, явно девичьи. Одна — в тёмном платье и белом переднике. Та самая горничная-служанка из тюрьмы. А вот вторая, в длинном сером плаще, прятала лицо под капюшоном.

— Госпожа, он здесь. Но мы ещё можем уйти неза…

Та остановила служанку жестом и потянулась к капюшону.

— Эй, это же… — вырвалось у меня, когда гостья открыла лицо.

Бледная кожа, платиновые волосы. Серо-стальные глаза.

Я инстинктивно стиснул челюсти. Приехали, твою мать.

— А! — воскликнула Алинка. — Это та самая, обманщица!

— Я не обманщица! — воскликнула гостья и тихо добавила. — То есть… д-да, обманщица.

— Госпожа, перестаньте! — вступилась служанка.

— И что здесь забыла Ксенти? — холодно бросил я. — Ещё в чём-то меня обвинить хотите, «госпожа»?

Девушка вздрогнула и опустила голову, в уголках её глаз заблестели слёзы. А девчонка в переднике, скрипнув зубами, злобно уставилась на меня.

— Уходите, — я кивнул на дверь. — Я ещё прошлое дерьмо не разгрёб, придержите новую порцию.

Служанка тут же подлетела ко мне и отвесила звонкую пощёчину.

— Не смей так говорить с ней, идиот! — закричала она, тыча пальцем. — Ты ничего, ни-че-го не знаешь о госпоже Вивиан! Не видел её слёз все эти дни, ты…

— Перестань, Ильзи! — встрепенулась Виви.

— Не перестану, госпожа! Вы ведь даже письмо ему написали, а он!..

Я уставился на них как ошалелый. В голове медленно начал складываться паззл.

Ильзи посмотрела на меня с ещё большей яростью.

— Неужели ты такой тупой, что даже не прочитал её письмо?

— Это её письмо? — я достал смятую бумажку. — Не Неми?..

Она звонко хлопнула себя по лбу.

— Господи! Идиот, конечно её, она же так и пишет!

— Можно подумать, я ваш язык знаю.

Та издала полный ярости вопль и вырвала у меня бумажку. Расправив листочек, девушка зачитала вслух.

— «Здравствуй, Сэм! Прежде всего, извини за те слова у ворот. И за всё то, что случилось после. Я не могу сказать всё прямо, но знаю, ты поймёшь…» Да как же он поймёт, тупоголовый олух!

— Может, перестанешь гнобить братика и дочитаешь нормально? — вступилась Алина.

У девчонки аж глаз задёргался. Обалдев от вида говорящего культиватора, она кивнула и продолжила.

— «То, что я сказала — неправда. Мы оба это знаем. Но мне пришлось это сделать. Пожалуйста, пойми, у меня не было выбора. Я не могу произнести правду, Сэм, мне даже написать нельзя. Умоляю, прости мою слабость — пережить такой же кошмар, что пережил ты, я не могу. Но ты должен понять меня. В конце концов, с тобой случилось то же самое. Наверное, я трусиха и слишком слаба, но клянусь, я искуплю вину. Прости, если сможешь. Вивиан Ксенти».

Её слова прозвучали как колокол. Я посмотрел на насупившуюся служанку, а потом — на Виви. Девушка вытирала щёки расшитым платком. Вот и сложилась картинка.

Но если всё так, это ж получается…

— Погоди-погоди… — я потёр лоб. — Так выходит, это было-

Невидимая рука сдавила мне горло. Конечно же, Лилам, вертеть тебя триста раз!

Я подошёл к вздрогнувшей девчонке и заглянул ей в лицо. Опухшие, заплаканные глаза — и правда, ревела дня три, не меньше.

— Это была Сильфид?