Но что делать спокойной, хладнокровной и рассудительной современной Элоизе? Наслаждаться десертом, пить кофе и коньяк, слегка улыбаться и вежливо отклонять разные выходящие за рамки этого образа предложения, какими бы соблазнительными они не казались. Даже если эти предложения и исходят из недр её собственной головы. Пострелять — ладно, попробуем. А вот в гости никого звать не будем.

— Кстати, донна Элоиза, — прищурился Лодовико, — а когда и где вы тренируетесь?

— То есть?

— Где вы стреляете?

— Да давно уже нигде, все мои навыки — это остатки прежней роскоши.

— Раз уж мы договорились, я думаю, вам стоит ходить в наш тир и тренироваться. О времени сможем договориться?

— Наверное. У меня его много. А кто будет мной… руководить?

— Здесь этим занимаюсь я, — Лодовико поклонился, по-прежнему изысканно-вежливо.

— Хорошо, договоримся. А вы, монсеньор, тоже ходите тренироваться к Лодовико?

— Не поверите — да. По субботам, с утра. Не хотите составить мне компанию?

— Извините, нет. Я бы предпочла никому компании не составлять. Это возможно, дон Лодовико?

— Полагаю, возможно.

— А его преосвященство? Что он думает о вашей деятельности?

Мужчины переглянулись, посмеялись. Ответил Марни.

— Он доверяет нам. Считает, что мы профессионалы и сами изберем оптимальный способ решения проблем.

— Хорошо. Значит, и я доверюсь профессионализму. Спасибо большое, господа, за прекрасный ужин и хорошую компанию. Увидимся завтра. Нет, провожать меня не нужно, я не заблужусь, спасибо, — выбралась из-за стола, вежливо наклонила голову, вышла из комнаты.

* 13 *

Когда Элоиза покинула комнату, Лодовико подлил коньяка в бокалы и хмуро поинтересовался:

— Ну что, доволен?

— В смысле? Чем я должен быть доволен? — Себастьяно улыбался.

— Зачем-то зазвал ее с нами работать, и еще меня подбил на уговоры!

— Я считаю, что Элоиза может быть нам полезной.

— Тебе виднее, конечно, ты с ней в подвале сидел, а потом еще и в комнате ночевал, но я пока этого не понял, извини. Мне кажется, что у нас достаточно хороших парней, которые способны и в цель попасть, и еще много что сделать.

— Во-первых — да, сидел. А во-вторых — раз я не могу с ней спать, и она по каким-то причинам совсем не хочет ответить мне взаимностью, то я готов хоть черта лысого на поводке выгуливать, только бы она была рядом! И то, что она может быть нам много чем полезна, это просто так, милый дополнительный плюс. Если хочешь — чтобы тебе спокойнее было. А вопрос о ее участии в наших делах не обсуждается.

— Да куда тут спокойнее — теперь еще и это чудо тут будет болтаться, мало нам своих проблемных!

— Давай договоримся так: если от нее будут проблемы, тогда их и обсудим, — Марни отпил из бокала и помолчал немного. — Знаешь, я же уже успокоился… почти. Практически мог видеть её и не спрашивать себя, что я тогда сделал неправильно. И даже вчера утром, когда мы сели в машину и поехали, я ещё подумал, что смотрю на неё, и уже ничего не болит. Потом она сделала глупость, нас задержали, меня разоружили, и когда мы оказались в подвале, то кроме раздражения, у меня к ней было мало что.

— А что изменилось потом? — хмыкнул Лодовико. — Она-то осталась той же самой.

— А черт его знает. Поговорили, не факт, что по душам, но не без пользы и приятности. Потом она этого урода подстрелила так удачно. А потом еще и в ноге моей копалась. И говорила комплименты.

— Она? Тебе?

— Да. Но это уже к делу не относится. Кстати, а ты видел тот документ, из-за которого все произошло? Который у нас хотели забрать, да еще и не стесняясь в средствах?

— Ну, видел, но ни черта не понял. То есть — копию видел, когда ваши вещи забирали из офиса Моллини. Я не знаю латыни.

— Я тоже не знаю, а она — знает. И Шарль знает. С кого начнем?

— С Шарля. Ему я доверяю, а ей — пока нет.

* 14 *

На следующий день в девять утра в кабинете кардинала д’Эпиналя собрались на совещание Марни, Элоиза, отец Варфоломей и собственно кардинал. Лодовико куда-то сорвался буквально за пять минут до начала, сказав, что появилась информация, которую нужно проверить, а потом он сразу же придет.