Я указал пальцем на часы и скрестил руки перед грудью. Серафима, только что не подававшая признаков жизни, скорчила забавную рожицу и сделала реверанс. Проходившая мимо загорелая баба с двумя клетчатыми капроновыми мешками в руках испуганно вздрогнула, энергично плюнула и посмотрела на меня с классовой ненавистью. По возрасту она могла быть моей одноклассницей.

Сразу после открытия магазина мы отправили коробку с Амандой в Долину Бедных, и я стал ждать разоблачения. Я подскакивал в своей тумбе от каждого телефонного звонка и пытался угадать, с кем и о чем сейчас говорит Франкенштейн. Каждый раз мне мерещилось, что речь идет о кукле и обо мне. А каждый новый посетитель казался мне порученцем Какаяна, пришедшим по мою душу.

Несмотря на все таланты моей дерзкой сообщницы, я теперь сомневался, что ей удастся надуть прожженных Какаянов. Жизнь не сказка. Что если она чихнет, вскрикнет от боли, захочет в туалет? Сколько времени она сможет обходиться без воды и пищи? А ну как злой мальчишка захочет оторвать ей ножку или выковырнуть глазик?

Рабочий день близился к концу, но я все не верил в свое избавление. Очевидно, меня не трогали лишь потому, что куклу не успели распаковать. Или бедную Сим-Карту сейчас пытают гориллы Какаяна, выколачивая из неё подробности. А может, она решила, что лучше получить половину суммы живой, чем полную – мертвой. И сбежала в Челябинск.

Какаян позвонил в самом конце рабочего дня. На сей раз это был именно он, а не галлюцинация. Через приоткрытую дверь директорского кабинета я совершенно отчетливо услышал, как Франкенштейн угодливо произнес:

– О да, Ахав Налбандянович, я весь внимание.

Как бы в качестве разминки я подошел к двери и увидел в щелочку, что Франкенштейн стоит за своим столом навытяжку, с выпученными глазами, и слушает бесконечный монолог на той стороне провода. Этот односторонний разговор продолжался минут пятнадцать. Он показался мне чтением моего обвинительного приговора. Затем Франкенштейн сказал:

– Рад стараться.

И положил трубку.

Он выскочил из своего кабинета так бурно, что я чуть не схлопотал дверью по лбу. Продавщица перестала сметать пыль с электропенисов на верхней полке и замерла с метелкой в руке, подобно Лотовой жене. Мне показалось, что Франкенштейн сейчас ударит меня по лицу и, хотя его удар не мог причинить мне большого вреда, я подался немного в сторону.

– Это по вашу душеньку, Александр Сергеевич, – Франкенштейн оскалился всем своим челюстно-лицевым аппаратом, словно хотел расхохотаться или зарыдать, но не мог. Его землистое лицо покрылось зелеными и бордовыми пятнами. Он впервые назвал меня на «вы», по имени-отчеству, и это было страшнее отборного мата.

– Сегодня, в шестнадцать часов тридцать две минуты по московскому времени завершилось испытание электронно-механической сексуальной куклы «Аманда» производства Японской империи, – левитановским голосом объявил Франкенштейн. Он определенно сбрендил. – Студент Анастас Какаян, двадцати одного года, вступил в контакт с устройством «Аманда» в присутствии родственников, гостей и специалиста по психиатрии, после чего достиг эрекции через сорок одну минуту и эякуляции в течение двадцати двух секунд. По всем психофизиологическим параметрам аппарат «Аманда» значительно превзошел девушек биологического происхождения, дающих эрекцию в одном случае из сорока и эякуляцию – в нуле случаев. Наш покупатель, всемогущий Ахав Какаян, рыдает на том конце провода от счастья. Его единственный сын спасен.

Крупнейшая сделка секс-индустрии за всю послеоктябрьскую историю нашего города прошла блестяще. От лица совета директоров ООО «Нежность» объявляю благодарность стрелку ВОХР Александру Перекатову за монтаж, наладку и настройку куклы «Аманда», а также всем продавцам, грузчикам, уборщицам магазина и моим родителям, без которых эта сделка не состоялась бы.

Франкенштейн крепко схватил меня шарнирами рук за плечи и оглушительно чмокнул в ухо.

В тот вечер мы заперли магазин на учет, напились шампанского и устроили чемпионат по фехтованию на телескопических пенисах сначала между мужчинами, потом между женщинами и наконец – в смешанном разряде. Франкенштейн был настолько пьян, что пообещал выделить мне материальную помощь в размере двадцати окладов. Впрочем, на следующий день он пришел на работу задумчивый и больше не вспоминал об этом.

С каждым днем страх разоблачения беспокоил меня все меньше. Я откладывал ремонт Аманды со дня на день и, наконец, решил оставить поломанную куклу себе на память.

II

У меня на службе круглые сутки молотил портативный телевизор, и я вынужден был просматривать все передачи подряд, чтобы убить время во время дежурства. Поэтому публичная карьера Аманды развивалась, можно сказать, у меня на глазах.

Вскоре после того, как Аманда под именем Магдалины обвенчалась с Анастасом Какаяном в кафедральном соборе города, чета Какаянов выступила в утреннем телешоу «Чём свет не спамши». Я разогревал пиццу в микроволновке и пропустил начало передачи. В кладовку, которая служила нам «комнатой отдыха», доносились только голоса участников: бесперебойный ор ведущего, густое мычание какого-то мужика и звонкий выразительный девичий голосок. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что серебристый голос респондентки принадлежит Аманде. С тех пор, как мы познакомились, она катастрофически поумнела или, что более вероятно, научилась пользоваться телесуфлером. При этом её внешнее сходство с куклой ещё усилилось. Только теперь это была мультимедийная кукла, говорящая и действующая по воле неведомого аниматора.

Вопреки народной молве, Анастас не производил впечатления полоумного. Это был тучный, пятнисто румяный, кудрявый юноша с добрыми глазами барана и приоткрытым мокрым ртом. Он говорил не совсем внятно, как человек после инсульта, но его речь была в целом понятна и, в общем, разумна. Впрочем, говорить ему почти не приходилось. В студии он служил лишь приложением эффектной жены.

– Как вы относитесь к утверждению, что все блондинки похожи на кукол? – провокационно спросил ведущий Артур Позоров и змеисто улыбнулся маской лица.