Синие глаза вновь уставились на меня, хотя не ласково, а мрачно. Вспышка ярости погасла, вампир овладел собой и обдумывал что-то, рассматривая меня с усталым любопытством.

— Сделанного не поправишь, охотник, — сказал он и, отвернувшись, принялся созерцать обрамлённый устьем пещеры клочок внешнего мира.

Ждал чего-то или кого-то? Резкий дневной свет сменялся мягким вечерним, шла ночь. Я смотрел на вампира, на павших отрядников и не чувствовал вообще ничего. Почему он меня не прикончил?

— Я умру?

— Нет, — ответил он мягко.

— А верится с трудом.

Короткий смешок долетел до меня как дыхание ветра. Впрочем, и я лукавил — не ощущал ведь угрозы. Пожелай он убить, я давно остывал бы на полу пещеры, как все наши. Свет почти угас. Вампир шагнул ко мне, подхватил под спину и коленки и мигом выпрямился. Он так быстро взял на руки, что в голове замутилось. Окружающее куда-то летело, хотя нет, это мой враг вынес из пещеры. Солнце уже спрятало лик за холмом, хотя ещё плавал вокруг дразнящий последний свет уходящего дня.

— Держись! — велел кровосос.

— За что?

— За меня. Я — ненадёжный покровитель, но крепкая опора.

Он не шутил. Его прыжки были полётом и таким стремительным, что я боялся рассыпаться от нажима встречного ветра. Невольно вцепился в крепкое плечо, спрятал лицо в мягкую ткань рубашки. Казалось, мы оба сейчас вомнёмся во что-то твёрдое, размажемся в единое пятно крови, но вампир летел над холмами и равниной, раздвигал ветер, иногда шептал что-то, хотя я и не понимал его слов.

Когда он остановился, я уже не ощущал своего тела, да и разума тоже, весь онемел, подавленный не то страхом, не то обречённостью. Вампир опустил меня на жёсткое, холодное ложе, и я застонал от обиды.

— Потерпи! — сказал звонкий голос.

Вампир исчез, я понимал это отчётливо. Ночь опустела. Я испугался, что он бросил на погибель, но тут услышал шаги, торопливый говор. Меня коснулись другие руки, человеческие, и, словно отпуская на волю измученное тело, разум ухнул в спасительную черноту беспамятства.

В себя пришёл сразу, быстро, но место оказалось до такой степени незнакомым, что я не вдруг сообразил, могу ли полагаться на свою память, да и рассудок тоже. Бойня в пещере, вампир. Да происходило ли всё это, и со мной ли? Я лежал на узкой постели в небольшой светлой комнате. Взору предстали белёные стены, низкий потолок, сводчатое окошко, простая дощатая дверь. Таким миром дышал этот скромный покой, что простительно было усомниться в истинности посещавших меня ужасных видений.

Лишь осторожно пошевелившись, я обнаружил, что раны никуда не делись — тело в разных местах отозвалось болью. Пока лежал неподвижно, её не чувствовал. Откинув с края укрывавший меня грубого плетения плед, я обнаружил, что плечо и грудь аккуратно перевязаны полотном. Кажется, ещё ноге досталось, я её не видел и не помнил, чтобы кровосос задевал своим клинком, но колено стягивала мучительная тяжесть.

Где я, и кто обеспечил врачевание и уход? Вампир? Его люди? Меня накрыла ужасная в своей простоте мысль: обо мне вообще некому позаботиться, кроме упыря, с какой-то неведомой целью пощадившего ночью. Отряда больше нет, до других охотников не так просто добраться, да и примут ли меня, учитывая обстоятельства? Я выжил там, где все прочие, в большинстве старше и опытнее меня, погибли. Сам бы счёл предателем человека, сумевшего обмануть такую судьбу, да ещё рассказывающего сказки о вампире, что не только оставил мне жизнь, но и перенёс куда-то с полным бережением. Правила суровы, и те, кто вроде бы обязан меня защищать, озаботились бы разве что решётками, оковами и судом. Пока я избежал этой участи. Где бы не находился сейчас, обо мне попеклись, скорая смерть не грозила.

Я ощущал себя слабым, но живым. Настолько бодрым, что живот урчал от голода, требуя пищи. Пробудились другая естественная потребность, но оглядев часть пола возле постели, я обнаружил требуемый сосуд и воспользовался им, после чего уже почувствовал себя значительно лучше.

Раны разнылись, но пошевелиться я смог, значит, скоро встану на ноги и постараюсь расплатиться за гостеприимство и лечение, если не деньгами, коих у меня водилось немного, то, быть может, несложными услугами по хозяйству.

Я происходил из дворянского рода, довольно знатного, но изрядно обедневшего. Как родители ухитрялись прокормить нас, ребят, даже не представляю. Младший сын в семье, где и остальным детям непросто оказалось сыскать занятие, я твёрдо знал, что в жизни мне рассчитывать не на что. Средние братья подались кто в наёмники, кто в торговый флот. Старший остался при имении, запущенном настолько, что привести его в порядок вряд ли оказалось бы по силам и более умелому хозяину. Мне судьба ничего не обещала. Батрачить на брата? Поступить в обучение к ремесленнику? В охотники я подался не иначе как от отчаяния.