— Я стану вампиром? — воскликнул я.

Охвативший всё существо ужас не передать словами, я буквально замер, пытаясь осознать эту страшную новость. Упырь поглядел пристально и как-то отстранённо, словно я нанёс обиду, но ответил сразу, не мучая неизвестностью:

— Нет, не обратишься. Будешь сильнее, выносливее, дольше проживёшь, если в процессе не убьют, не более того. Крови попало немного, да и не тем способом, который обуславливает перемены. Ты человек, охотник. Радуйся, если тебя это радует.

Я понял, что уязвил, выказав столь явное отвращение к его породе и оценил проявленную сдержанность. Стыдиться своего поведения перед нежитью было диковинно, на то, чтобы принести извинения, меня не хватило, зато постарался, чтобы хоть голос звучал приветливо, даже произнося довольно странные слова:

— Поэтому ты не выпил мою кровь?

— Отчасти, — ответил он.

Убедившись, должно быть, что я могу спокойно воспринимать его присутствие в комнате, вампир отошёл к окну. Теперь удалось как следует его рассмотреть. Прежде обстоятельства складывались так, что замечал отдельные детали, цельный образ начал складываться лишь теперь.

Он оказался на удивление хорош собой. Высокий, стройный, грациозный и гибкий в движении — вылитый принц крови в моём понимании. Тёплый свет свечи придавал его синим глазам слегка фиолетовый оттенок. Никогда не видел таких ярких сияющих очей и невольно задумался: многие ли вампиры привлекательны? Мы убивали нежить, как правило, спящей, и я никогда не вглядывался в лица: смущали человеческие черты. Иногда казалось, что не всё нами свершаемое правильно, я ведь подался в охотники от безысходности, а не по зову сердца.

Терпеливо позволив себя рассмотреть, он заговорил вновь:

— Погибших людей я похоронил там же на горе, сделал насыпь из камней и поставил ваш знак.

Жаром обдало, даже слёзы выступили на глазах. Воспоминания об отрядниках, с которыми делил хлеб четыре года, и чьи оставшиеся в заброшенной и пользующейся дурной славой пещере тела приберёт лишь время, мучили почти непрестанно. Узнав, что они получили достойное погребение и покой, я испытал искреннюю благодарность к моему необычному знакомцу.

— Спасибо.

Он кивнул и на несколько мгновений отвёл взгляд, словно деликатно давая мне возможность прийти в себя.

— Как тебя звать-то, охотник?

— Крискент из рода Клетис.

— Да ты знатный малый, впрочем, и речь выдаёт особу, чьи предки сберегли частицу старого мира. До Потери люди были другими. Я — Бениг. Мой род угас, и я его продлить не способен, так что забудем о нём.

— Они от тебя отреклись?

— Никто не любит вампиров.

Раньше я посчитал бы правильным поступок семьи Бенига, но сейчас сам оказался в роли предателя, не имеющего возможности оправдаться, так что смотрел на вещи немного иначе. Мой удивительный знакомец между тем продолжал:

— В ближайшие дни я заберу тебя отсюда, так что заранее предупреди хозяйку. Поправляйся и не вздумай снимать ожерелье — оно служит защитой.

Какое ожерелье? Я невольно ощупал шею и пальцы тотчас наткнулись на согретые телом звенья массивной цепи. Поддев её большим пальцем, я убедился, что она благородно отливает золотом, более того, выудил из-под щеки медальон в виде странного зверька. Это его колючие лапки упирались мне в плечо, а я-то думал — соломина торчит из тюфяка.

Вампир сказал:

— Прости, охотник. Я упустил из виду, что на меня попала кровь ящерки и сам того не желая перенёс её на тебя.

— Кровь кого?

— Я его иногда так называю. Аелия — дракон, я принадлежу ему, а теперь и ты тоже.

В чертоги его светлости стоило явиться немедля, чтобы чуть меньше порицаний получить за многочисленные вины, но я всё же задержался, желая хоть в двух словах объяснить человеку, в какую он угодил переделку. Следовало предупредить, чтобы не смел расставаться с цепью. Я не знал, как скоро проклятый ящерка отпустит на скудную волю, и насколько плачевно будет моё состояние, когда это произойдёт, потому озаботился пристроить человека в надёжные руки. Злоба давно улеглась. Юный охотник будил лишь сочувствие.

В замок Аелии я попал по короткой тропе. До Потери эти пути, кажется, называли порталами, но точно я не помнил: был в те годы крайне молод и занят собственной незавидной судьбой, вернее, попытками с ней смириться. Главное, что постигшая нас катастрофе почти не затронула эти дороги — стоило приноровиться, и они неплохо приводили к цели.

Драконьи логова чаще всего располагаются на вершинах гор, это не служило исключением. Ломаные шпили словно передразнивали пики хребтов. Зрелище открывалось внушительное, вот только созерцателей на него находилось мало: люди эти замки не видели.