Обозначив род, стыдиться которого не имел оснований, я уже довольно связно смог ответить, что ухаживают за мной хорошо, и выздоровление случится весьма скоро.

— Какой негодяй осмелился ранить тебя, кавалер? — спросила Эльстина, опускаясь на единственный в комнату стул.

Говорить про вампиров не следовало, слишком многое я не смог бы объяснить, но тут же нашёлся с ответом.

— Это был поединок.

На нежных щеках появился слабый румянец, веки опустились, скрывая глаза, затрепетали длинные ресницы.

— Дуэль, наверное, произошла из-за дамы… я не стану расспрашивать…

— Нет-нет! — поспешил заверить я. Если честно, все девицы вылетели у меня из головы кроме одной единственной. Я полагал, что понять это не так и сложно.

Я смотрел на волшебной красоты девушку и вообще не мог ни о чём думать. Не догадайся, что лишь нить беседы может удержать её здесь, и не пытался бы найти какие-то слова.

— Вопрос чести. У меня нет дамы сердца, не было…

Я запнулся, сообразив, что излишне дерзок.

— А твой противник?

— Ему тоже досталось, — ответил я, не покривив душой.

Не от меня, конечно, от существа со светящимися глазами, но кто же думает о незначительных вещах в такую минуту?

— Он не будет преследовать тебя, кавалер? — спросила Эльстина, озабоченно нахмурив светлые брови.

На слегка загорелой по летнему времени коже они казались золотистыми.

— Надеюсь, вскорости оправиться от ран и выяснить это сам, — ответил я.

Несмотря на полную оглушённость происходящим, сумел сообразить, что, полагая наличие у меня деятельных врагов, хозяйка не станет оповещать соседей о пребывании гостя под её кровом. Я чувствовал себя на удивление хорошо и надеялся в ближайшие дни встать на ноги. Правда, что делать дальше — совершенно не представлял.

Мы обменялись ещё несколькими замечаниями. Казалось, смущение должно было оставить, но оно нарастало. В присутствии этой девицы я терялся всё более. С каждой минутой она казалась прекраснее прежнего, хотя, как такое возможно, я понять не мог. Эльстина тоже нервничала, я замечал, что дышит она часто, на щеках появился румянец.

— Поправляйся, кавалер! — сказал она, вскочив со стула, словно неожиданно вспомнила о некой важной обязанности.

— Спасибо за доброту и приют! — воскликнул я.

Я не хотел, чтобы она уходила, но понимал и о надобности соблюдения приличий. Тётушка и так скорбно поджимала губы, прислушиваясь к нашей беседе. Шелестнули юбки, в дверях Эльстина оглянулась, а потом я вновь остался один.

Вампир и задачка, которую он задал, начисто вылетели у меня из головы, да практически всё оттуда исчезло, только светлый образ моей покровительницы витал перед глазами. Я вспоминал каждое слово, жест, перебирал словно драгоценности её слова и улыбки.

Вскоре меня опять накормили, но я вряд ли ощущал вкус пищи, да и болтовня Гаты не достигала сознания. Оставшись один, я созерцал стул, на котором сидела госпожа, мечтая потрогать пальцами нежное дерево. Впрочем, встать с постели я всё ещё не мог. Пытался, но слабость сразу отбрасывала обратно на скрипящий соломой тюфяк. Заснул я внезапно, словно малое дитя, а пробудился резко.

За окном догорала заря, кто-то зажёг свечу на столике у постели, а я и не слышал. Приятный запах горящего воска наполнял комнату. Мирная и безмятежная картина должна была успокоить, но внутри что-то дрожало, словно озноб бил, хотя голова оставалась ясной и холодной. Почему-то я сразу понял, что в комнате не один, правда, вампира разглядел лишь когда он шагнул ближе к постели.

Я попробовал вскочить, забыв, что мне это ещё не по силам, но он оказался много быстрее. Твёрдые пальцы припечатали плечо к тюфяку. Здоровое, надо отметить, больного не коснулись.

— Тише, охотник! — сказал знакомый голос. — Не навреди себе.

— Да тебе-то что за дело? — искреннее возмутился я. — Пришёл пить — пей.

— И убирайся восвояси? Это ты хочешь сказать? — спросил он с весёлым изумлением.

— Да! — ответил я.

Страх скрыть нечего было и надеяться, дело даже не в том, что пальцы, которые всё ещё удерживали меня на месте наверняка ощущали дрожь прижатого ими тела. Вампиры понимают как-то что чувствует человек, хотя сами и мертвяки.

— Успокойся! — сказал он, отнимая руку и отступая на шаг. — Я не покушаюсь ни на твою кровь, ни на твою жизнь. Поговорить надо, охотник.

Мучило искушение гордо ответить, что беседовать нам не о чём, но внутренний голос подсказывал: узнать всё возможное для меня жизненно необходимо, да и вампир всё равно поступит по-своему, как бы я ни барахтался. А ещё мучило недоумение. Почему он не убил, а принёс сюда? Что такое случилось в пещере, и кто этот с нечеловеческими глазами?

— Выбирать, я так понимаю, не приходится.

— Ты даже представить себе не можешь, насколько прав. Виноват во всём я, казни или нет — это как хочешь, но выслушай внимательно. Когда я, раненый, переползал через тебя, раненого, наша кровь смешалась.