Хотя, черт его знает, может Стас с Яной и в самом деле каким-то провидением предназначены были друг для друга. С рождения и пока смерть не разлучит их. В горе и в радости, на горшке и в супружеском ложе…

Я наконец дожевала жутко подгоревшую, немного горчащую гренку, запила сладким чаем:

– Ну что, пойдем рисовать графики?

На сытый желудок работа и в самом деле пошла быстрее. Во всяком случае, Стас стал активнее: окончательно проснулся и оживился. В комнате сразу уселся за компьютер, отыскал нужную программу, скачал пересланные теперь уже мною ему файлы Крайнова. Пока он вел подготовительные работы я, сидя на тахте, от безделья озиралась. Оглядела уже знакомые предметы мебели, потом попялилась на Назарова, который, не обращая на меня внимания, нырнул всем своим сознанием в цифровой мир.

И тут меня накрыло...

Бывает такое — смотришь на знакомые, давно примелькавшиеся предметы и, не находя в них ничего необычного, примечательного, интересного, скользишь по ним мимолетно. А потом неожиданно зацепишься за что-нибудь виденное миллионы раз и застываешь, словно в просветленном озарении. Обыденная вещь в миг становится диковинной. Внезапно заурядная форма кажется теперь какой-то причудливой, находишь какие-то абсолютно новые мелкие детали, которые никогда раньше кажется и не замечал.

«Ничего себе», — говоришь при этом сам себе и залипаешь в непонятном то ли недоумении, то ли восторге. Кружишь какое-то время проясненным сознанием над этим открытием. Осматриваешь, ощупываешь, вдыхаешь как дитя, познающее мир, приходя вдруг к неведомому прозрению и пониманию.

Странное и малообъяснимое это состояние, когда и для чего оно приходит — не угадаешь. Это примерно как дежавю. Ниоткуда в один миг нахлынет, окатит шокирующим проблеском и уйдет назад в никуда, оставляя в душе таинственный волнующий след.

Так вот. Назаров, конечно, не был вещью, но увиделся он мне вдруг как-то не так, не как всегда. Взгляд помимо моей воли с тщательной подробностью пополз по знакомому-незнакомому парню, вытаскивая на поверхность незначительные, но такие оказавшиеся неожиданными детали. На самом деле не было никаких деталей. Особенно неожиданных. Спустя каких-то пару часов я об этом могла с полной уверенностью заявлять. Просто в тот момент мое изменившееся почему-то сознание исказило реальность.

Я вдруг залипла.

Те самые с утра лохматые волосы Стаса я мысленно тщательно разобрала по прядям, прыгая по всему этому невообразимому беспорядку. Скатилась по одному из вихров на лоб, на интересную форму бровей. Чем она была интересная, я не знаю, но брови Назарова были какими-то такими… бровями. Странно, но казалось я никогда их не видела. Уши видела, глаза видела, нос видела, даже губы, а брови нет. И вот они, оказывается, появились такие обычно-необычные: не густые, не редкие, не темные и не бесцветные, а просто в тон к светло-русым космам две светло-русые изгибающиеся полоски. Щетина вообще-то тоже не отличалась темнотой, из-за чего не сильно бросалась в глаза. Я придирчиво оценила небритые сегодня, да и, пожалуй, не только сегодня, щеки. Пробежалась по выпирающему немного подбородку, по сжатым в усердной задумчивости губам, перешла на шею и в завершение уперлась в абсолютно не косую сажень в плечах. Впрочем, не знаю, зачем я придиралась к телосложению ушастого. Мой Юрка тоже был не амбал, просто ростом пониже долговязого Стаса, поэтому, может, и казался коренастей и сильней. Я все так же мысленно ощупала обтянутую темной футболкой чуть сутулую спину…

Назаров, словно почувствовав мой пристальный взгляд, потянулся, расправляя плечи, и резко оглянулся. Я, застигнутая врасплох за беспардонным разглядыванием, растерялась. Не могу сказать, что мне что-то очень понравилось в увиденном, совсем нет. Просто вот так неожиданно даже для себя я зависла на внешности парня. Вряд ли он заметил мой повышенный интерес, но я все равно почувствовала себя неуютно. Засуетилась и, бросив взгляд на турник, спросила:

— Занимаешься, что ли?

Встала, подошла к турнику, качнула грушу и только потом снова посмотрела на Стаса. В лицо, на жилистые, но все же худощавые руки, на костяшки кистей без сбитых на них мозолей. Все же для чего этот снаряд тут болтался — было непонятно.

Назаров и сам, похоже, плохо понимал зачем. Пожал плечами, встал из-за стола и тоже подошел.

— Нет, со школы еще висит, — он слегка ударил по груше, отчего она еще больше закачалась, наверное, впервые за долгое время. — Отец рассчитывал, что я буду заниматься.

— А ты?

— А я не оправдал надежд, — Стас развел руками, улыбнулся. Нисколько не стесняясь и не придумывая себе каких-либо невероятных заслуг, он без обиняков признался в своем несовершенстве.

Я беззлобно хмыкнула. Юрка, да и Кирилл тоже, скорее всего, вряд ли бы захотели показать себя не крутыми. Один бы пытался что-то доказывать и, выдумывая, юлить, другой бы просто свинтил по-быстрому с темы. И я в тот момент даже не знала, что лучше: такая вот простодушная честность или же всяческие старания из последних сил выставить себя в лучшем свете.

— А турник? Подтягиваешься? — кивнула на планку под потолком.

Стас посмотрел на перекладину, приценился.

— Фиг знает, пару раз, пожалуй, смогу, — сказал неуверенно.

— Сможешь? — я снова недоверчиво в который раз окинула Назарова взглядом. — Ну давай, попробуй, — мне вдруг в самом деле стало интересно, сколько сможет он вытянуть, да и сможет ли вообще. — Хочу посмотреть, — я отошла и встала в ожидании у стола напротив турника.

— На что смотреть? На мой позор? — Стас снова слегка ударил по груше.