Шрифт:
— У меня? – заржал в ответ Протасов.
— Нет конечно, нафига ты мне, — нисколько не веселясь фыркнула она. – У Стаса.
— У меня только ты, — невозмутимо заверил Стас и обнял своего снова нахмуренного Малыша. – Сейчас все сама увидишь. Карты все скажут. Юль, давай уже начинай.
«У меня только ты», - парень поклялся в верности своей девушке. Что может быть более естественным? Обычное закономерное заявление, но меня от него чуть не вывернуло. Я вроде не дура наивная и абсолютно ни на что не рассчитывала, и даже в мыслях у меня ни разу не промелькнуло никакой сентиментальной чепухи о Назарове (любовь и все такое), и все же эти слова:
«У меня только ты...»
Услышав их, я почувствовала себя так унизительно. Вот так же, как тогда в кафе, когда Стас меня ни за что шмарой обозвал, вступившись за Янку, так и сейчас, только в стократ хуже. Это как пощечина. Хоть я ее, слава богу, никогда ни от кого не получала, но мне, казалось, ощущение было примерно такое же. У меня даже в ушах зазвенело и внутри все обмерло. И в горле что-то типа тошноты застряло, перехватывая дыхание и доводя мой язык до немоты.
«У меня только ты...»
А я тогда кто? Та самая шмара, которая даже в зачет не идет? Что-то такое незначительное и не стоящее внимания? Вот совсем-совсем ничто, что ли?
Понятно, что это была чистой воды истерика у меня тогда. Обида и стотысячное раскаяние, за совершенную в каком-то помутненном сознании глупость. Я знала, что само собой Стас не мог тогда ничего другого Янке сказать. Соврать — это самое правильное решение. Только так и нужно было сделать, чтобы избежать скандала. Да даже ради меня, возможно, так надо было сделать. Чтобы не подставить. Ведь он же мне обещал оставить все в строжайшей тайне и унести наш совместный грех с собой в могилу.
Да, он не мог сказать другого. Но мог хотя бы промолчать тогда, что ли. Или же хотя бы заявил без вот этого:
«Карты все скажут, сейчас сама увидишь».
А еще и вдобавок:
«Юль, давай начинай».
Давай! Начинай!
А я ведь сейчас начну. Сейчас Яна увидит, что карты скажут…
Внутри меня клокотала обида, явно созданная на ровном месте. С другой стороны, ну и из-за чего я психанула? Никто же не виноват, что я сама позволила себя использовать. Меня не уговаривали, не клялись в любви — я просто сама (да именно сама), абсолютно добровольно легла под парня, который наверняка потом когда-нибудь где-то в компании, среди приятелей тоже между делом с легкостью и усмешкой поделится, как однажды трахнул однокурсницу. А потом еще поржет, как целовался с ней же — дурой (сама полезла, а он не отказал), пока другая дура — его девушка, в наивном неведении сидела в соседней комнате. Комичная история, правда ведь? «Ха-ха» - три раза. Друзья точно оценят такую историю и повеселятся.
Однако оцепенение, которое меня охватило из-за слов Стаса длилось недолго. Я еще посидела, якобы старательно перемешивая карты с минуту. Поперемешивала в себе гнев, стыд и горечь в огромной дозе пофигизма. Потом нашла все же силы, сглотнула едкий «колючий и болючий» ком и тоже невозмутимо улыбнулась.
– Ну что? С кого начнем?
На Назарова и его Малыша я больше не взглянула. Ни разу.
Вечно во всем первый и главный Кирилл в этот раз, как ни странно, промолчал.
– Давай с меня, - поднял смело руку Протасов, так что даже пламя свечей дрогнуло и в комнате заходили мерцающие тени. Легкое чувство боязни снова подобралось ко мне, я передернула плечами. Зато удрученное состояние немного поостыло, заменяясь другими эмоциями. Стараясь не оглядываться по сторонам и не всматриваться в темные углы, я ограничила свое поле зрение рамками стола и вполне бодренько раскидала карты. Я не стала делать большой круговой расклад, иначе если тут каждому разводить ворожбу по полной, то можно до утра сидеть, да и надоест. Поэтому на стол легли скудные пять кучек: для него, для дома, для сердца, что было, что будет, ну и само собой отдельная карта - чем сердце успокоится.
Глядя на сложившуюся комбинацию картинок, я немного впала в ступор. Раньше, такие незамысловатые определения, как встреча, разговор, интерес и прочее, давало огромную волю фантазии. Один только валет, упавший «на сердце» служил поводом для сочинения невероятнейшей истории любви. Тут же… Ну что я могла сказать Протасику? Что его в его же жизни могло интересовать? Учеба? Карьера? Успех? Или же еще смешнее — любовь?
Я покосилась на Влада, на его пофигистическое выражение лица. Да все это ему вряд ли было интересно. Зато пристроившаяся рядом с ним Настька разглядывала расклад, выпавший королю ее сердца, во все глаза.
Усмехнувшись мысленно:
«Ну что ж, Владик, готов слушать правду?», - я решительно начала вещать пророчество.
Выпавшие комбинации карт в виде неудачной дороги вкупе еще и с радостью меня ни на какие идеи не подвигли и поэтому я без зазрения совести начала сочинять. Хотя не столько уж и сочинять — я говорила, как есть, все что знала:
– Ты очень нравишься одной девушке. Прям очень-очень, - сообщила я и сделала паузу, выжидательно глядя на Протасова и на Настьку тоже. Как отреагирует та самая девушка мне нужно было знать.
Сестренка коротко взглянула на меня, понимая подвох и, навострив уши, снова уставилась на карты. Протасов же поерзал при таком заявлении и недоверчиво переспросил:
– Я?
– как будто выдали ему сейчас что-то такое сверхъестественное. Однако вот да, Владик! Да! Сама удивляюсь, но существовали в этом мире такие дуры, причем далеко ходить не требовалось. Так что этот факт очень даже реальный.
– Да!
– уверенно кивнула я и вслух.
– Очень нравлюсь?
– Угу.