К тому моменту, как Ольга закончила читать, в комнате воцарилась полная тишина. Замолкли даже до этого не перестававшие трезвонить офисные телефоны. Слышны были лишь монотонно шумевшие своими вентиляторами компьютеры и висевшие на стене часы, которые отсчитывали теперь уже новое, наступившее для всех время, о чем никто из присутствовавших в комнате ещё не догадывался.

Тишину прервало причитание Надежды Викентьевны: «Неужели и до нас всё это добралось, Господи?»

Ропотов с полной уверенностью знатока высказал своё мнение:

– Исламские террористы… игиловцы 1 бывшие… Это они! Передвигают к нам фронт из Сирии и Ливии.

– Да, недоглядели спецслужбы-то наши… проворонили, – закивал в знак согласия Кирсанов.

Наверное, каждый, кто был в тот момент в комнате, представил страшную картину: вот спокойно идут люди, занятые разговором или мыслями о проблемах или планах, идут себе, никого не трогают, кто-то громко смеется, кто-то ведёт за руку ребёнка. Внезапно – у кого на пути, у кого позади – вырастает яркая, слепящая глаза вспышка света, раздается чудовищной силы взрыв, срабатывают десятки автомобильных сигнализаций, ближайшие к взрыву машины подпрыгивают и переворачиваются в воздухе словно игрушечные; тех несчастных, кто был в самом эпицентре, взрывной волной разрывает на части, ошмётки их тел разлетаются в стороны; с тех же, кому повезло оказаться чуть дальше, рвёт в клочья и срывает одежду. В лохмотьях, посеченные стеклом и камнями, истекающие кровью, стоят они, едва держась за стены и машины; некоторые лежат, стонут от боли, у кого-то нет конечностей, где-то валяется чья-то оторванная рука, нога, голова; женщины плачут не переставая, у детей истерика, кашель, кто-то бежит прочь, всё в дыму и крови, все в ужасе…

Ведь именно такую картину мы так часто видим в кино и новостных сюжетах. Так часто, что уже привыкли к ней и смотрим почти равнодушно. Когда взрывы происходят где-то там, далеко от нас, а здесь не видно и не слышно ни этих вспышек, ни взрывов, и пострадавшие там – сплошь чужие нам люди, думающие и разговаривающие на чужом языке, то для нас их горя, их страданий, их мук потери близких как бы и не существует. Для нас это – очередное кино. Ещё один «экшн».

А достаточно теперь только представить себя или своих близких среди этого ада – всё меняется, обретает иной смысл. Сразу начинает холодеть в жилах кровь, руки и ноги цепенеют, все житейские проблемы отступают, и ты радуешься только тому, что сам ты остался жив, живы твои родные, твои друзья и их родные, и больше тебе уже ничего не нужно, всё остальное отступает на задний план, теряет всякое значение.

Всё сразу приобретает другой оттенок, когда смерть, увечья и боль, помноженные на число пострадавших в сумме с их родными, близкими, друзьями, знакомыми и соседями, приходят в твой город. В тот город, где ты родился и вырос, по улицам и проулкам которого ты ходишь каждый день. И не задумываешься о том, что вот эта припаркованная машина, вот эта стена дома, вот этот канализационный люк буквально через одно мгновение и по чьей-то злой и подлой воле могут обрушиться на тебя, растереть и расплющить, превратив в кровавую биомассу. Когда такое случается в твоём городе, тебе становится по-настоящему страшно: за себя, за свою семью, за своих друзей. И тебя охватывает животный страх. Мозг отказывается давать правильные команды телу. Хочется только куда-то далеко-далеко убежать и там спрятаться, как зверь в норе. Сидеть, закрыв голову руками, не выходить наружу и не отпускать от себя детей.

Потом страх потихоньку рассеивается, и наступает отрезвление. Люди бросаются звонить родным, выяснять, где они, живы ли, целы ли. Услышав любимые голоса, успокаиваются. А в это время там, на месте трагедии, вперёд выходят смелые и отважные люди, работой которых является оказание помощи, наведение порядка и устранение последствий ЧП. Их энергичные и хорошо отработанные действия ускоряют восстановление привычного спокойствия, мобилизуют остальных, подавая им пример того, как нужно поступать в экстремальной ситуации. И люди, пострадавшие менее других, забывая о собственных ранах и повреждениях, боли и страхе, не обращая ни на что внимание, бросаются помочь тем, кому хуже. Бросаются, не думая о том, что ещё пять минут назад им самим была безразлична судьба и само существование тех, других. Сочувствие и сострадание в результате побеждают страх и эгоизм, это и делает человека по-настоящему человеком, выделяя его среди остальных обитателей планеты.

– Да, сейчас вся Москва превратится в одну большую пробку, это я вам точно говорю, – вывел коллег из оцепенения и перевел всё на бытовой уровень Кирсанов.

– Похоже, домой я сегодня попаду очень поздно, – предположил кто-то.

– Вот таксисты-то сейчас заработают на этом, – кто-то ещё из комнаты дополнил с ехидством в голосе.

– Уроды они, если втридорога брать с людей сейчас будут, грешно это.., – послышалось в ответ.

Все мысленно согласились с прозвучавшими репликами коллег, стали торопливо набирать номера телефонов своих близких, справляясь о них и одновременно успокаивая тех собственным безопасным положением. Вскоре спокойствие вновь вернулось в комнату, постепенно погружая её обитателей: кого в работу, а кого – ещё глубже в собственные размышления, страхи, переживания. За окнами между тем всё чаще и всё громче стали слышаться пронзительно ревущие сирены, но так как сами окна комнаты выходили на глухой заснеженный двор, никто к ним и не спешил.

Глава V

– О!.. Появились подробности теракта, – опять нарушила деловитую тишину комнаты Ольга. – Оказывается, это было покушение на кого-то из руководства страны… в одном месте говорят о Премьере, в другом – о Президенте… В Москву стянуты подразделения Росгвардии, в отдельных районах слышна стрельба! …проходит зачистка территории… Охо-хо!.. Боже, что же это происходит-то у нас?

Прозвучавшие из уст Ольги слова «стрельба», «зачистка» и «покушение на Президента» произвели неизгладимое впечатление на её коллег и вновь ввергли всех в возбуждение. Люди сразу же бросили рабочую рутину и стали судорожно рыскать по сайтам новостных агентств, силясь найти там хоть крупицу новой ценной информации и убеждаясь, чёрт побери, что Ольга не шутит. В комнату стали один за другим вбегать и так же быстро выбегать их коллеги из других комнат офиса, и даже знакомые из соседних офисов. Некоторые из женщин, как Надежда Викентьевна, плакали, теребя в руке носовые платки. Всеобщая обеспокоенность тем, что же на самом деле происходит сейчас в городе, затмила все остальные темы, работа полностью остановилась.

В комнате воцарился форменный гвалт. Кто-то предлагал свою версию случившегося, кто-то пытался, встав на стул, перекричать остальных, вселяя в других уверенность, что вот-вот власть восстановит порядок. Кто-то и вовсе предлагал поскорее прекратить работу и ехать по домам, пока нарастающий хаос ещё не сказался на работе общественного транспорта и не парализовал все дороги в городе, не понимая при этом, что сам хаос от этого и происходит. В конце концов, решено было отправить кого-нибудь побойчее к Кольцову.